Юлька. Нет, я просто хочу рассказать о своей любви сразу всем. Тогда мир расколется, как грецкий орех, и одна половина будет меня любить, другая – ненавидеть. Потому, что для некоторых Он как рыбная кость в горле.
Сонберг. Тридцать лет назад был у меня один пациент. Он всё мучился со своей рукописью. Сначала велел её сжечь, потом – просил не сжигать, «чтобы хоть когда-нибудь быть услышанным». А вскорости он умер.
Юлька. Очень жаль…
Сонберг
Юлька. А я уверена, что вы читали его произведения во всех перечисленных источниках!
Сонберг. Так вы любите его, потому, что он знаменит?
Юлька
Сонберг. Вы хотите сказать, что Он, к тому же, мёртв?!
Юлька. Да! Я была поражена не меньше вашего, когда узнала об этом.
Сонберг. Это очень жестоко, я сожалею. Если его уже нет, это сильно осложняет ситуацию. Живой кумир, скажем, поп-артист, мог бы уйти со сцены и кануть в Лету. Здесь же всё сложнее – нет никакой динамики, нет шансов на разочарование. Его смерть для данной ситуации – негативный фактор.
Юлька. Да. Он не имеет на неё никакого морального права. Умер – и всё! Бесповоротно, еще до моего рождения.
Сонберг. Может, вас просто избаловали в детстве, и в погоне за новыми ощущениями вы приучаете себя хотеть невозможного…
Юлька. В детстве?! В моём детстве лишь смерть баловала меня. Мои родные умирали один за другим – бабушка, тётя, отец. А тут еще и он. Его смерть была для меня совершенно невероятна и непонятна.
Сонберг. Я в этом вопросе не хочу быть и не буду нов. Счастье повсюду, оно – в простых вещах, нужно только захотеть его увидеть.
Юлька.
Сонберг. У вас вообще были отношения хоть с кем-нибудь? Из живых…
Юлька. В детстве я полюбила человека из мира взрослых. Он – единственный был добрым со мной. Он был очень похож на Писателя. Но за его маской скрывалось предательство. Его секретарша была ему важнее, чем я.
Сонберг. И с тех пор вы не с кем не общались?
Юлька. Общалась… А вот недавно я познакомилась с Максом. И он был моей последней надеждой. Мне казалось, у нас много общего. А он изменил мне с безликой девицей, которая… Совсем другая.
Сонберг. Не исключено, что вы ещё встретите кого-то похожего на вашего писателя.
Юлька. Можно продолжить поиск, но мои шансы ничтожны. Великий Писатель – неповторим, а похожих людей слишком мало. Скажите, сколько человек, по-вашему, на сколько миллионов? Сколько тысяч лет пути? Вот, бесконечность.
Сонберг. Сорвите повязку с глаз. Вы всего лишь предпочитаете одной слепоте другую. Именно, бесконечность.
Сонберг
Юлька. Я вполне знаю, что это такое. Но в случае с ним это не имеет никакого значения. Это, можно сказать, лишнее.
Сонберг. Нарциссические неврозы, например Dementia praecox, характеризуются отсутствием стремления к сексуальному удовлетворению. Происходит переоценка объекта, объект может стать настолько могущественным, что может поглотить и заместить Я. Это же обречённость!
Юлька. У меня и на руке все линии говорят об обречённости, вот они говорят: «живёт химерами, живёт химерами»… Но пусть, ведь из всех химер эта – самая живительная… Из двух видов слепоты я выбираю особую, избранную, а не общую. Я выбираю повязку в виде венецианской маски, а не в виде носового платка.
Сонберг. Кажется, с внешним миром у вас отношения сложные. В вас нет системности и упорядоченности. Анальный характер у вас явно не получился.
Юлька
Сонберг. Но вы же не сможете с ним общаться! Живое, человеческое общение, понимаете!
Юлька. Он часто приходит во снах и пытается рассказать о себе.