Набоковская Европа

Сонберг. Такие навязчивые и свободные от искажений сновидения встречаются в основном у детей. Они дают прямое, неприкрытое исполнение желания. Вам просто очень хотелось его видеть.

Юлька. Что не исключает того, что и он очень хотел видеть меня!

Сонберг. Его влияние на вас очень сильно. Я начинаю думать, что это Месмер!

Юлька. Нет, у Него не встретишь показной мистики. Он верил только в жестокий и неотвратимый Фатум. В его текстах мы можем наблюдать безумие и величие героев, их силу и одновременно слабость, до такой степени переплетённые, что бывает невозможно разглядеть эту тонкую грань…

Сонберг. Ломброзо! Это же Ломброзо – психиатр, создавший труды, осветивший с принципиально новой точки зрения невыразимую грань между гениальностью и помешательством…

Юлька. Для многих он стал изобретателем нового языка, нового миропонимания.

Сонберг. Уж не наш ли это учитель?!

Юлька. Нет-нет. Они с Фрейдом всегда идут рядом, но параллельно, не пересекаясь, они вечные оппоненты. Ваш теоретик избегает духовных понятий, а сталкиваясь с ними и не имея возможности их обойти, он кидается в сторону, как обожжённый.

Сонберг. Кажется, я понял, кто он! Но что вы скажете по поводу самой концепции построения его самого знаменитого романа «Лолита»? Этот роман построен на теории нашего учителя. Он просто пропитан ей!

Юлька. Он обыгрывает Фрейда, насмехаясь.

Сонберг. Но не противоречит ему!

Юлька. Вашему учителю трудно противоречить, потому что он ничего не утверждает. Кстати, доктор, что такое любовь?

Сонберг. Я не знаю. (Спохватывается.) То есть я хотел сказать, что наука пока не дала определения…

Юлька. Мой любимый Писатель – единственный, кто писал о настоящей любви. Любови в идеале её архетипа. Никто ни до него, ни после не умел и не хотел этого. Остальные растоптали её нарочитым утилитаризмом и гордились этим. Все прочие писатели – каждый со своей стороны – убили обожествлённость и вместе с тем демоничность любви. Немногочисленные из более ранних пытались гореть, но редко. К тому же они все так неоспоримо бледны по сравнению с ним. Смешно ставить их фитильки рядом с его пожаром.

Сонберг. Воинствующий эстетизм! Ваша история стара как мир. Людям свойственно думать, что недоступное прекраснее обыденного. У идеалистических субъектов ярче проявляется неудовлетворённость культурой. Либидо способно вступать в войну с самим Роком.

Юлька. Пусть будет так. Кроме того, он образован, интеллектуален и проницателен… Он единственный сумел подцепить ту невидимую подводную часть айсберга моего «я-ощущения», которую до конца я боялась доверить даже самой себе. Он заставлял меня краснеть и плакать слезами умиления…

Сонберг. (слабым голосом). Я могу предложить психоаналитический гипноз, который, между прочим, сильно отличается от обычного. (Шёпотом, про себя.) Если бы меня кто-нибудь любил так! Как бы я хотел быть на его месте!

Юлька. Вопрос очень прост. Скажите: да или нет? Быть ли мне как все. Выходит, я правильно поняла: я должна стать обычной, средней во всем и даже в своей слепоте, я должна научиться обманываться? Опять все общее, опять – добро пожаловать в стадо! Учиться не понимать, не замечать! (Возбуждённо кричит и размахивает руками.) Годами мой любимый Писатель учил меня быть зрячей, а эти люди опять хотят сделать меня слепой! (Уходит.)

Сонберг (в зал). Возможно, это ещё не изученный случай! Как бы я хотел, чтобы меня любили так!

Сонберг молчит и смотрит Юльке вслед широко раскрытыми, увлажнившимися глазами.

Картина 18

Смерть Писателя, Сонберг

В кабинете Сонберга появляется Смерть Писателя.

Смерть Писателя. А Юлька у вас?

Сонберг. Кто?

Смерть Писателя. Юлька.

Сонберг. А-а-а, девушка, которая мне всё время кого-то напоминала. Да-да. Она только что ушла домой упокоенной, простите, я хотел сказать: успокоенной.

Картина 19

Юлька, Смерть Писателя, Почтальон

Юлька возвращается от Сонберга разочарованная, но спокойная. Она садится на диван и улыбается пустоте. Входит Смерть Писателя.

Смерть Писателя. Не нужно было идти к Сонбергу. Что может знать зацикленный фрейдист о твоей любви?

Юлька. Да, ответ на свой вопрос я прекрасно знаю сама.

Раздаётся стук в дверь. Юлька открывает. На пороге стоит почтальон. В руках у него пожелтевший конверт со штемпелем 1939 года.

Почтальон (стряхивая с себя тучу пыли). Мне нужно видеть Юльку.

Юлька (удивлённо). Это я.

Почтальон. Это просили передать тебе. (Протягивает конверт.)

Юлька (зачарованно разглядывая конверт). Это же 1939-ый год?!

Почтальон. Я долго добирался. Множество трудностей было на моём пути, мир менялся до неузнаваемости, но я обещал отправителю, что непременно передам тебе в руки.

Почтальон исчезает.