Юлька. Замуж? Знаешь, у меня странное ощущение, что эта тема неприменима ко мне. С каким бы мужчиной я ни знакомилась, я ощущала, что между нами стена. Окружающие говорят, что я должна наладить свою жизнь, и логически это, вроде бы, правильно, но я чувствую, что это всё чужое, будто кто-то не даёт мне возможности…
Призрак Писателя
Юлька. Нет-нет, я лучше умру, чем буду жить так, как все…
На сцене появляется Смерть Писателя. Она громко смеётся. Юлька и Призрак Писателя вздрагивают, оглядываются по сторонам, но никого не видят.
Призрак Писателя. Как же ты узнала про мою книжку?
Юлька. Совершенно случайно. Оля назвала мне тебя, хотя сама она до сих пор не удосужилась прочесть ни одной твоей книги!
Призрак Писателя. Пусть, они для неё и не предназначаются!
Юлька. И не только для неё, а и для многих других. Они насмехались надо мной. Они говорили, что я читаю тебя, потому что у тебя эта скользкая и гнусная тема любви к малолетним девочкам.
Призрак Писателя. Это слишком просто.
Юлька. Именно – просто. Когда я стала читать другие твои книги, я будто очнулась…
Призрак Писателя. …В неизвестной стране?
Юлька. Да! Я задумала великое дело: перечитать всех классиков, что были до тебя и после тебя, чтобы доказать этому миру, что ты – лучше всех, и самой себе объяснить, почему твои тексты так врываются в сознание и, узнав тебя, уже невозможно жить по-прежнему.
Призрак Писателя. И что из этого получилось?
Юлька. Я успела прочесть многих.
Призрак Писателя. Назови же мне хоть несколько имён!
Юлька.
Призрак Писателя. Верно, без него трудно представить мировую литературу вообще.
Юлька.
Призрак Писателя. …И некоторую юношескую свежесть мыслей и чувств.
Юлька
Призрак Писателя. Да, и у Гоголя тоже. Но у Гоголя – это мрачный гротеск теней.
Юлька
Призрак Писателя. Да, всех этих банальных пошляков и утончённых эстетов духа!
Юлька
Призрак Писателя. Верно, за исключением поиска правды и путей Господних. И без каких-либо социально-политических рассуждений.
Юлька.
Призрак Писателя. И ещё – умение показывать душевные переживания героя через «поток сознания», который был применён им ещё до Джойса, хоть и не в столь откровенно-фиксированном виде.
Юлька. Я долго думала, что у тебя от Чехова? Стили-то у вас совершенно разные. Но ты писал о нём лекции! Значит, он был важен для тебя. И вдруг я поняла, что это – сама уходящая печаль последнего летнего дня. Вьющаяся мошкара над забором. Трава, мокрая от росы. Солнце, садящееся в тучи. В общем, это Великое Уходящее. Это утрата глубоко духовной России XIX века. Это вымирание типа интеллигента конца XIX века.
Призрак Писателя. Тень этого интеллигента можно узнать и в Цинциннате, и в Гумберте, и в Пнине. Да, почти во всех моих героев!
Юлька. От Андрея Белого у тебя Петербург оттенков, шорохов и теней. И ещё – череда двоящихся и троящихся реальностей, каждая из которых преломляется, в свою очередь, в сознании выдуманных героев. Пляска образов, восхищающая и ужасающая…
Призрак Писателя. …Будто тревожный шёпот, повторяющий одну и ту же роковую фразу, которую никак не можешь разобрать.
Юлька. И многое в тебе, конечно, – от французских поэтов. От Бодлера у тебя упоительно-античное преклонение перед жестокостью красоты, томительная тоска о быстротечности минут…
Призрак Писателя. …А «неприютность вокзалов» – от Аполлинера.
Юлька. Но мною были найдены ещё и очень редкие, быть может, приснившиеся авторы, проживавшие когда-то в Ultima Thule. Те – почти, как ты! Взять, хотя бы Гауптмана…
Призрак Писателя. …Да, его рыжеволосая нимфа и лесной фавн, потопившие колокол, очаровательны!
Юлька. Умение проникнуть в иные сферы бытия, попытаться описать состояние перехода из жизни в смерть – это у тебя от Метерлинка.
Призрак Писателя. От озарённых нам остаются истины…
Юлька. Как и имя героини твоей великой книги, взятое у Хайнца фон Лихберга.
Призрак Писателя. …Всего лишь краски имени и эскиз сюжета.