Начальник Америки (СИ)

Уже через пару недель численность секты удвоилась. Не в последнюю очередь благодаря притягательности экзотических юных дев. Местные молодые парни, как русские, так и туземные, вертелись вокруг них, точно стая касаток у туши кита. И единственным местом, где юноши и девушки могли сидеть рядом, были проповеди, устраиваемые в большом и красивом шатре на Поляне.

Парни сперва просто «заглядывали на огонек», затем попадали под влияние царившей там атмосферы, исполняемых вместе песен, похожих на псалмы или гимны, наконец, начинали прислушиваться к словам и волей-неволей попадали в паутину убедительных речей Учителя.

— Плевать, — сказал я на это Тропинину. — Пожертвований он не требует, отречения от светской жизни тоже. Пусть себе несет если не разумное, то доброе и вечное.

— Пока не требует, — хмуро заметил Тропинин. — Вопрос времени, когда не ему, так его последователям придет в голову слегка разбогатеть.

Меня больше занимало противоборство с Колычевым или вернее с Царевым, потому что сам капитан предпочитал оставаться в тени. Как и всякому индивидуалисту, мне становилось не по себе, когда за руль хватались другие.

— К рулю явно тянется слишком много рук, — бормотал я под нос, составляя планы контрнаступления.

С выборами всё прошло как по маслу. Надо отметить, что в буржуазия в восемнадцатом веке как правило не стремилась опустить задницы в руководящие кресла. В республиках. конечно, заправляли магнаты. Однако, там где на долю буржуазии приходилось лишь самоуправление, добровольцев появлялось немного. В некоторых городах Британии, насколько я знал из газет, даже штрафовали за отказ от занятия должности. Общественность поручила — будь добр тянуть лямку. Но для Виктории это было ещё делом новым, что вызвало у людей поначалу некоторый энтузиазм.

Народными представителями выбрали мистера Слэйтера от Ярмарки, индейца по имени Шкекел от Туземного городка (позже оказалось, что это не имя, а слово собственно и означающее представителя, но переигрывать никто не захотел и слово, как случается часто, прилипло к индейцу в качестве прозвища), Архипова от Сити, то есть Старого города, Захара Бубнова (сманенного кораблестроителя из Охотска) от Сонги или иначе Правого берега.

Четверка избранников собралась в атриуме «Императрицы» и, подняв стопки за новое дело, быстро выбрала квартирмейстером приказчика бичевинской империи Кытманова. С чувством выполненного долга делегаты собрались приступить к прощальной вечеринке, чтобы наутро разбежаться по своим делам, но тут пришел я и выложил перед господами депутатами повестку на ближайшие лет десять.

Между тем Кытманов резво взялся за дело. Обошёл дома обывателей, составил график, распределил тяготы равномерно среди всех жителей города. Казаки теперь меняли «прописку» раз в неделю. Это, однако, не сильно сняло напряжение, напротив, число недовольных только росло. Недовольны оказались и казаки. Частая смена адреса действовала на них как стробоскоп.

В этот момент Царев нанес ещё один удар и на этот раз он затронул не только частную жизнь, но саму основу нашего процветания — торговлю мехами.

Казна Колычева истощалась и пополнить её привычными средствами он не мог. Хотя пошлины на звериный промысел и относились к ведению коммерц-коллегии, зверопромышленники платили их на входе в империю, то есть на Камчатке или в Охотске, но никак не за её пределами.

С другой стороны, продавая меха в Кантоне или Макао мы, как подданные Ея Величества, нарушали таможенное уложение. Тут имелось серьезное юридическое противоречие и оно, как многое на фронтире, решалось согласно поговорке — «Кто смел, тот и съел».

Платить пошлину добровольно дураков не нашлось, а чтобы изъять у нас хоть какие-то средства Колычеву требовалось иметь репрессивную систему, которой в распоряжении капитана не оказалось. Дюжина казаков на таковую никак не потянет. Их не приставишь к каждому кораблю, складу или фактории.

Не то, чтобы Царев не попытался. Однажды мы увидели казачий пост на торговых пирсах.

— Велено отдавать в казну каждую десятую шкуру со всех кораблей, что отправляются с мехами в китайские порты, — заявил старый десятник.

— Как ты узнаешь, куда отправляется шхуна? — спросили его.

— Велено брать со всех.

Принять решение не то же самое, что добиться его исполнения. Американский берег простирался на тысячи верст, и наши корабли могли отправиться в Кантон с каждой из них. Можно поставить надзирателя в гавани, но не в каждом заливе или устье на побережье.

Следующим утром шхуны меховых дельцов снялись с якорей и перебрались в Эскимальт. Обойти жиденький пикет Царева не составило труда, другое дело, что его самоуправство бросало сообществу вызов. Люди уже почувствовали себя хозяевами и вновь надевать хомут не желали.

Колычева я подловил на набережной за вечерним променадом. В кабаки и рестораны он не ходил, то ли экономя личные средства, то ли не желая оказаться в окружении не слишком дружелюбных простолюдинов. Но по набережным при свете газовых фонарей гулял охотно. Всё же чем-то его зацепила наша цивилизация.