Начальник острова Врангеля

И самое главное: какие они, эскимосы? Если он не поймет их, если они не поверят ему, — ничего не получится из переселения на остров. Правда, еще надо добраться до этого острова. Вся надежда на Миловзорова.

В рубке матрос, поглядывая на компас, медленно перебирает ручки большого рулевого колеса. Павел Григорьевич Миловзоров, увидев Ушакова, на секунду отрывается от вычислений и снова склоняется над картой. Она покрыта его карандашными пометками. Каждый час приносят в рубку данные о глубинах и температуре воды. Капитан тихонько напевает в усы. Видимо, все идет как надо.

— Откуда мы все-таки будем подходить к острову? — спрашивает у него Ушаков.

— Все зависит ото льдов, — отвечает Миловзоров, — Как они прикажут. А льды…

Капитан почему-то внимательно смотрит на небо.

— Видите? Утки летят. На запад.

— Пусть себе летят, — усмехается Ушаков. Он понимает, что капитан неспроста заговорил о птицах.

— Это хорошо, Георгий Алексеевич, что они летят. Утки нас уму-разуму учат. Подсказывают обстановку.

— Что же они сказали вам, эти утки? — Ушакову нравится уверенность Миловзорова, его успокаивающая рассудительность.

— Не так уж мало утки говорят. Птицы обычно добывают себе корм у плавающих льдов. И если они летят от берегов Америки, то, выходит, льдов у тех берегов нет. И прямо по нашему курсу тоже нет. А вот западнее… Скорее всего, ветер прижал льды к острову Врангеля. Придется нам с ними повоевать.

Миловзоров провожает глазами большую стаю уток.

— Что поделывают ваши эскимосы, товарищ начальник острова Врангеля?

— Чаи гоняют. По-моему, это их самое любимое занятие.

— Да чем им еще тут заниматься, на пароходе? Спать да чаи гонять. Пусть отсыпаются. И вам бы надо как следует отдохнуть.

Ушаков выходит из рубки. Ветер заставляет его застегнуть куртку. С кормы доносится раздирающий душу вой. Собаки. Жуть.

Сто собак Ушаков купил в бухте Провидения, да еще собаки эскимосов… Они не дают пассажирам «Ставрополя» соскучиться. Лают, визжат, воют с раннего утра до позднего вечера. В больших деревянных клетках мычат быки, хрюкают в загончике свиньи. Не пароход, а настоящий зверинец.

И еще на палубе — гидроплан, крепко прихваченный канатами. Около него дежурит летчик Кальвица со своим механиком.

У борта стоит Иерок. Старый охотник покуривает трубку, ветер вырывает из нее искры. Иерок задумчиво смотрит в море. Там, далеко-далеко, виден фонтан кита.

— Умилек! Если бы у эскимосов был вельбот с мотором, они бы всегда добывали мясо. С мотором легко догнать и убить самого большого кита.

Мотор… Сейчас не до него — снабдить бы переселенцев самым необходимым. Грустно было смотреть на их имущество, когда они грузили его на пароход. Грязные истертые шкуры, ржавое оружие. Бедняки. У Етуи нет ружья. Кивъяна без яранги. На всех один вельбот, одна байдара, полсотни патронов да полторы упряжки собак.

— Пока поживем без мотора, Иерок. Но через несколько лет у эскимосов будет мотор. Обязательно будет. И мы поохотимся с тобой.

Иерок выбивает остатки табака из трубки. Табак с пеплом летит в холодные волны.

— Нунивагым палигвига, — говорит Иерок и ежится на ветру. — Так эскимосы называют этот месяц. Месяц сбора съедобного корня нунивака. А потом будет палигвик, месяц увядания. Зима скоро, умилек, придут метели.

Иерок сплевывает за борт и уходит с палубы.

Ушаков снова идет по пароходу. Собаки, гремят цепями, заглядывают ему в глаза. Ушакову очень нравятся эти собаки — умные и трудолюбивые лайки.

— Нунивагым палигвига, — Георгий Алексеевич с трудом выговаривает эскимосское название августа. Ему нужно быстро выучиться языку эскимосов.

Через полчаса Ушаков сидит в своей каюте, в гостях у него врач Савенко и Павлов. Вместе с Савенко он забрасывает Павлова вопросами о жизни эскимосов.

— Поживете немного с ними и сами все увидите. Потерпите.

— Я уже теперь должен многое понять, — серьезно говорит Ушаков. — Ивась, это просто необходимо.

— Хорошо, — сдается Павлов, — Я постараюсь. Расскажу, что знаю.

— Хотя бы такое… Для начала, пусть мелочь… — Ушаков откидывается на лавке. — На берегу я заходил в яранги. Видел, кипятят воду для чая. Но стоило воде закипеть, в нее бросали камень. Зачем?

— Эскимосы обычно не дают воде закипать. А если она вскипела — считается, хозяйка, недоглядела, — в котел бросают кусок снега или холодный камень. Вот и все!

— Ясно про чай. Теперь…

— О медицине эскимосской не забудьте, — перебивает Савенко. — Я бы даже просил начать с нее. Согласитесь, Георгий Алексеевич, это очень важно.

— У-ух, — Павлов расстегивает ворот рубашки, — Давайте о медицине. Доктор, я вижу, сгорает от нетерпения; Я от этой эскимосской медицины здорово пострадал. Инкали, теща моя, так лечила, что меня отстранили от работы в школе.

— Ничего не понимаю, — пробормотал Савенко и снял очки. Похлопал светлыми ресницами, водрузил очки на нос. — Какое отношение имеет ваша уважаемая теща к школе?

— Сейчас узнаете. Эскимосы, как и все смертные, болеют. Тут они ничем не отличаются от нас. А вот объясняют эти болезни, лечатся… Скажите, доктор, отчего у человека болит живот?