Начальник острова Врангеля

Нарты дернулись и поехали. Иерок часто подправлял собак, кричал вожаку. Собаки слушались, но Иерок скоро устал. От крика, от бьющего в лицо снега.

Пришлось остановить собак. Они тут же свернулись в клубки на снегу. Охотник спокойно нарубил мяса и дал псам. Потом достал палатку. И только чуть-чуть развернул ее, как ветер надул ее, рванул из рук и унес.

Иерок возмущенно покачал головой. Палатку искать бесполезно, он понимал это. Но у него оставался спальный мешок.

Теперь Иерок действовал осторожнее. Он придавил мешок ногой, лег на него и уже под собой развернул. Просунул ноги, уцепившись в мешок руками. Подтянул тесемки, повертелся — устроился поудобнее — и закурил. Лицо, избитое ветром и снегом, побаливало. Но это пустяки. Главное, не заснуть на таком морозе. Уснешь — никогда не проснешься.

Ночь он провел без сна. Вставал, откапывал из-под снега собак, кормил их мясом из рук. Сам съел кусок, запил его водой из бутылки. Много курил. От табачного дыма щипало язык, было горько во рту.

Пурга не кончалась. На третьи сутки Иерок не смог вылезти из мешка, чтобы накормить собак. Он замерзал. Табак кончился, трубка вывалилась из зубов, ветер ее унес…

Сколько потом прошло времени, Иерок не помнил. В какой-то момент он закрыл глаза, услышал протяжный ласковый голос. То был голос его умершей жены.

«Она зовет меня к себе», — вяло подумал Иерок. Ему стало хорошо-хорошо.

Нашел Иерока Кивъяна. Чуть пурга стала стихать, он бросился на поиски старика. Кивъяна знал, где Иерок поставил капканы.

иерок уходит навсегда

Иерок, закутанный в меха, лежит в своей яранге. Он никого не узнает, вскрикивает в бреду. Пытается приподняться и бессильно падает на оленьи шкуры.

Ему кажется, что охота продолжается и он гонит упряжку от капкана к капкану. Жаркое солнце так нагрело воздух, что трудно дышать. Он хочет раздеться, хочет скинуть кухлянку. Но собаки несутся все быстрее, нарты подпрыгивают на кочках, а руки заняты…

Дочь Иерока неподвижно сидит у изголовья охотника. Глаза ее полузакрыты. Непонятно, дремлет она или бодрствует. Крупные слезы выкатываются из-под ее полуопущенных век.

Доктор слушает больного. В груди Иерока что-то булькает, хрипит. Неровно бьется сердце. Диагноз доктору ясен. Сильное переохлаждение организма, воспаление легких, обморожены ноги, руки, лицо.

И неспециалисту понятно: старику с болезнью не справиться.

Савенко выползает из яранги. Проклятая Арктика. Прекратиться бы пурге на день раньше, Иерок остался бы жив.

Тихо стоят у яранги Иерока эскимосы. Они обступают доктора. Они ждут, что он скажет. Они верят доктору, недавно он вылечил сестру Нанауна. У нее тоже было воспаление легких.

— Сыглугук, — по-эскимосски отвечает на их безмолвный вопрос доктор, — Плохо. Очень плохо.

Эскимосы опускают головы. Кивъяна просит:

— Поставь Иероку стеклянную палочку.

— Я уже ставил. Я дал ему лекарства.

Из яранги выходит старшая дочь Иерока. Она подходит к собакам, отвязывает лучшего пса из упряжки Иерока.

Пес начинает скулить и рваться из рук. Он чувствует что-то нехорошее.

«Ныката» — жертва», — догадывается доктор.

Чтобы спасти Иерока, дочь хочет принести в жертву собаку. Но сначала у пса спросят: согласен ли он. Если собака зевнет, значит, несогласна. Тогда в жертву выберут другую.

— Ты хочешь? — спрашивает дочь Иерока, — Помоги Иероку.

Собака, не открывая пасти, жалобно скулит, со страхом смотрит на людей.

— Хочет, хочет, — говорят, выждав немного времени, зскимосы.

Упирающуюся собаку подводят к больному. Девушка кладет одну руку на голову пса, в другой у нее — перо птицы. Этим пером она обметает Иерока в сторону животного. Болезнь должна перейти с охотника на собаку. Пусть умрет пес, но не Иерок.

Больной спокойно глядит невидящими глазами. Он силится что-то вспомнить.

— Песец, — шепчет он. — Ты нехороший. Ты унес мой капкан.

Псу прокалывают ухо. В небольшую дырочку вдевают красный ремешок. Капли крови сочатся на пол. Собаку вытаскивают из яранги, привязывают рядом со входом. Она обречена. Даже если Иерок выздоровеет, собака погибнет, потому что стала «ныката» — жертвой.

По крепкому, спрессованному ветром снегу доктор бредет от яранги к деревянному дому. Ему жаль Иерока. Но что будет с переселенцами, если болезнь унесет Ушакова? Начальник острова еще не поправился, и кто знает, как поведут себя его больные почки.

Савенко раздевается, заходит к Ушакову. Тот с надеждой смотрит на доктора. Доктор снимает очки, трет и трет их платком.

— Иерок будет жить?

Никто не имеет права скрывать правду от Ушакова. Даже страшную правду.

— Проживет день или два. Он уже сейчас редко приходит в сознание.

— И ничего нельзя сделать?

— Ничего. — Савенко не хочет рассказывать о собаке, которую принесли в жертву. — Иерок стар. Если бы молодой организм… Конец его близок.

Ушаков откидывается на подушку.

Как безжалостна жизнь. Она отнимает у него дорогого человека. Самого нужного в трудное время. Опытного, смелого. Что Иерок говорил, то и делали остальные эскимосы. А как он понимал Ушакова…