Начальник острова Врангеля

Ушаков нагибается к счетчику.

— Четыре километра.

— А времени потратили?

— Три часа с лишним.

— Ну и темпы! С такими темпами не обойти остров и за полгода.

К вечеру их настигает туман» Дальше двадцати метров ничего не видно. Не отличишь, где небо, где земля, где море. Опять надо отсиживаться в палатке.

Седьмой… десятый… двенадцатый день. Жизнь в молоке. Кругом молочная завеса тумана. Каждое утро Ушаков и Павлов запрягают собак, смотрят с надеждой на небо и… распрягают упряжки. Даже есть не хочется, не то что спать. Одни собаки не грустят, и аппетит их нисколько не поубавился. А запасы еды заметно уменьшились.

Ушаков достает свои зарисовки, листки с неровными колонками цифр. Павлов внимательно следит за карандашом Ушакова. Вот на бумаге рождаются очертания местности. Какая-то низина. Один рукав, второй — он круче.

— Наша лощина! — не выдерживает Павлов.

— Верно. Вы имеете полное право дать ей название.

— Вьюжная, — ни секунду не раздумывает Павлов. — Пусть все знают, какая тут может случиться метель.

— Итак, — торжественно произносит Ушаков, — предложенное вами название ляжет на все карты, советские и зарубежные.

Павлов смущенно лезет за своей трубкой.

Понятно его смущение. Недавно шел он по этим местам, не считая, что делает что-то очень важное, нужное. И вот… Эти линии станут картой, они сохранятся на века, и другие люди потом помянут первопроходцев добрым словом.

Семнадцатый день похода. Пройдено совсем немного. Метели либо туман не дают двигаться дальше. Ненадолго прояснится небо, и снова мгла окутывает палатку.

— Вернемся? — это уже предлагает Ушаков.

— Нехорошо возвращаться, — вздыхает Павлов. — Вы сами заразили меня: вперед и вперед. А карта как же? Я теперь только о ней и думаю.

Но на двадцать пятый день они принимают решение: поворачивать нарты к дому. Придется отступить. Даже хорошая погода сейчас не поможет. Корма для собак и еды для самих путешественников осталось чуть-чуть.

Жаль, но ничего не поделаешь. Отступление — это еще не поражение. Если, конечно, не повторяешь в других походах прежних ошибок.

— Да какие ошибки? — Невозмутимый обычно Павлов так резко поворачивается к Ушакову, что едва не сбивает палатку. — Не наша вина, что за это время мы убили лишь трех медведей.

— А чья вина? Белых медведей? Мы должны были подготовиться.

— Не понимаю, Георгий Алексеевич. Выехали с полными нартами. Положить больше груза — не потянут собаки. Так?

— Так. Но я не об этом. Все равно всего с собой не увезешь, если поход длится месяц или два.

— Что же делать?

— Вот я и думаю в последние дни: как нам быть?

Они стоят возле палатки. Собаки поглядывают на них, как будто прислушиваются к разговору. Животные стали белыми — туман оседает инеем на собачью шерсть. И в палатке иней, и на одежде Павлова, Ушакова. Каждый похож на Деда Мороза: иней разукрасил брови, ресницы, отросшие за месяц усы и бороды.

— Вспомните, Ивась, большие арктические походы. Тот же Фердинанд Врангель, именем которого назван наш остров. Не экспедиции были у него — целые караваны. Много людей, десять, а то и пятнадцать нарт. Полторы сотни собак! Зачем? Причина одна — продовольствие. Везли еду для себя, корм для собак.

— И нам брать в поездку всех эскимосов с упряжками?

— Нельзя. Мы не можем отрывать их надолго от охоты, от привычной жизни. Да и бесполезно. Чем больше людей, собак, тем больше бери продуктов. Из-за всего этого экспедиция медленно идет вперед, а продовольствия все равно не хватает. Иной раз Врангелю приходилось возвращаться только потому, что кончался провиант. Как у нас.

— Получается заколдованный круг. Остается просить помощи у добрых волшебников или эскимосских духов. Пусть они через каждые сто или сто пятьдесят километров встречают нас с мешком продуктов.

— Ивась, а ведь я как раз об этом думаю.

— О волшебниках? Духах? Сказки…

— Совсем нет. Добрыми волшебниками станем мы сами. Смотрите. — Ушаков чертит на снегу большой круг, — Это наш остров. Вот поселок в бухте Роджерса. — От куска снега, обозначившего поселок, Ушаков проводит три линии к разным точкам окружности. — Склады. В эти места мы завезем все то, что понадобится нам и собакам. А потом — в экспедицию по берегу острова. Подходят к концу припасы — неподалеку склад. Тот самый мешок волшебника, о котором вы говорили.

Павлов сосредоточенно пыхтит трубкой, глядит, сдвинув покрытые инеем брови, па рисунок.

— Не согласен. Посудите сами, Георгий Алексеевич, когда мы склады будем устраивать? Светлое время и самый лучший санный путь — март и апрель. Начнем развозить продовольствие, истратим эти два месяца. Опять срывается экспедиция.

— Теперь я не соглашусь с вами. В том-то и дело, что я предлагаю заниматься складами зимой.

— В полярную ночь? В темень?

— Верно, в полярную ночь. А темнота… Вы сами знаете, что абсолютной темноты тут не бывает. Для непродолжительных поездок она не помеха.

Павлов приседает на корточки. Шевелит губами, чертит на снегу палочки — что-то подсчитывает.

— Согласен, — тихо говорит он, — Здорово придумано, — Павлов поднимается. — Очень здорово. Хотя будет трудно.