Начальник острова Врангеля

Лучше всех перенес полярную ночь Скурихин. Все так же остро посматривают его маленькие глазки из-под густых бровей, все так же задорно торчит рыжая бороденка. Короткими сильными пальцами он берет куски медвежатины и неспешно жует крепкими зубами.

— Перезимовали, Алексеич. Спел бы по такому поводу, да медведь на ухо наступил.

Спасибо ему, удачливому охотнику, не теряющемуся нигде человеку. Он ничего не боится, у него учатся эскимосы ставить капканы на песца. Хорошо, что Скурихин оказался на острове Врангеля.

Спасибо и Иосифу Мироновичу Павлову. За рассказы об эскимосах, за помощь.

Когда болел Ушаков, всеми делами поселка занимался Ивась. На смуглом лице Павлова всегда ласковое внимание, в глазах — добрая улыбка. Не суетится в работе Павлов, не торопится, а дело, за которое он берется, дело это всегда будет сделано быстро и четко. Знает Ушаков, что Ивась один ездил на охоту после смерти Иерока. Что часто вместо доктора ходил на метеостанцию в пургу.

Вот с доктором все сложней. Нелегко дались ему два месяца беспрерывной ночи. Лицо его припухло, весь он вялый, совсем мало разговаривает. Ему надо больше двигаться, больше уставать. Жаль, что доктор не поладил с собаками. Первая его самостоятельная поездка стала последней.

Сопровождал его Ивась. На остановке собака из упряжки Павлова перегрызла ремень. Павлов проучил ее за это. Доктор долго возмущался, говорил о бессмысленной жестокости, о том, что собака — друг, помощник. А потом… Потом в упряжке доктора началась драка. Сначала схватились два пса, к ним присоединились остальные. Савенко бросился их разнимать. Мелькали хвосты, лапы, оскаленные пасти, псы клацали зубами и хрипели. Одна собака тяпнула доктора за руку. Она, конечно, не собиралась нападать на человека. Просто не разобралась в пылу драки.

Доктор несколько секунд смотрел на окровавленные пальцы и набросился на собак, начал топтать их ногами. Павлов еле оттащил его.

— Наказывать собак надо, — сказал он, — Но ломать им кости…

С тех пор Савенко не ездит на собаках и не говорит, что это самые лучшие, самые умные животные в мире.

Ушаков заглядывает в зеркало. Он тоже изменился за эти месяцы. После болезни — мешки под глазами, пожелтела кожа лица. Недавно густые еще волосы поредели, и легли около губ две резкие складки. Жизнь… И в этой жизни — на острове Врангеля — он понял: все наперед рассчитать нельзя, надо быть готовым к любым неожиданностям.

Товарищи зовут его к праздничному столу.

— Я предлагаю тост в честь ворона, — говорит Павлов.

— Почему за него? — удивляется доктор.

— Потому хотя бы, что он не покинул нас в долгую зиму. Улетели все птицы, а ворон остался зимовать на острове. Но не в этом дело. У ворона есть и другие заслуги.

— Его «кар-р», «кар-р»? Вы хотите сказать, что он пел нам во мраке ночи? Мне его песня не казалась прекрасной.

— Сейчас вы измените свое отношение к нему. Аборигены Чукотки чтут его за то, что он подарил людям солнце.

— Ворон? Подарил? Такой маленький…

— Слушайте. «Когда-то на земле была вечная ночь, люди жили при свете костра. А над ними летал ворон. Не понравилось ему, как устроена жизнь на земле, полетел он на небо. К злому духу Кэле, у которого было спрятано солнце.

Стал ворон играть с дочерью Кэле в мячик. Играют, играют, и говорит ворон:

— Плохой у тебя мяч. Пойди к отцу, попроси солнце. Вот тогда поиграем.

Пошла дочь к отцу. Просит солнце. Тот не дает.

— Потеряешь еще.

Еле выпросила дочка, принесла. Солнце завернуто в кожи, нет от него света.

Стали они с вороном играть. А ворон схватил солнце и полетел. Летит он, рвет клювом кожи. За ним гонится Кэле. Ворон клюет, клюет. Наконец, расклевал. Солнце как засияет, поднялось высоко в небо. А Кэле убежал».

— Что ж, в таком случае ворон заслуживает доброго слова, — соглашается доктор.

— И эскимосы, — вставляет Георгий Алексеевич. — Без них нам было бы труднее в полярную ночь.

— Труднее? — переспрашивает Савенко. — Не легче ли?

— Нет. Эскимосы — дети полярной природы. Мы бы думали только о ветре, морозе, о собственных ощущениях. Нам тошно в дни мрака северного безмолвия. И вот — эскимосы. Хлопот с ними было немало, но они отвлекали нас от грустных мыслей. Я уверяю вас: без эскимосов мы тосковали бы сильнее. Вот знаменитый Пири, тот самый Пири, что двадцать три года жизни потратил на то, чтобы добраться до Северного полюса, — он всегда брал с собой эскимосов.

— Они же помогали ему.

— Верно. Но он брал не одних мужчин. Эскимосы ехали в экспедицию семьями — с женами, малыми ребятишками. Казалось бы — обуза, мешают. А в результате — больше пользы, хорошее настроение.

— Вы правы, — подтвердил Павлов. — Хотя не исключены и сюрпризы от этих детей природы. Вот у нас… Вы думаете, они совсем забыли о черте с северной стороны острова? Как бы не так.

— Один раз черта мы уже победили, — засмеялся Ушаков. — Придет время, с ним будет покончено навсегда.

— А знаете, что просит у меня на складе Аналько? Вы уговорили его переселиться на север. Он просит сосиски.

— Что ж тут такого?

— Увидите. Ведь вы собираетесь туда ехать.

— Но сначала отпразднуем приход солнца.