Начальник райотдела

Она крутанулась на каблуках и подошла к столу. Собрала коричневые папки в общую кучу и побросала все в огромный металлический сейф, долго закрывала замки, поворачивая их из стороны в сторону. «Итак, из семи дел выбираем одно — дело по “Петротрэвелу”, — сказала она самой себе в зеркало, с удивлением разглядывая темные круги под глазами. — Ищем, кто замочил Кучинского Сергея Петровича. Если находим хоть одну зацепку, беремся за остальные дела. А Лесин мне поможет. Мент менту всегда придет на выручку».

Юмашева отошла от зеркала и долго смотрела на телефонный аппарат. «Нет, не буду звонить в адресно-справочное бюро. Не стану устанавливать данные Андрея. Это неприлично — использовать розыскные учеты для личных целей. Не только неприлично, это к тому же и неэтично, в конце концов! Допустим, ты установила номер телефона потрясающего мужчины. Твои дальнейшие действия? Ты будешь звонить Андрею? Представь на минуту — дрожащими пальцами набрала номер заветного телефона. И что ты ему скажешь? Здравствуйте, я ваша тетя! Та самая Гюзель Аркадьевна из самолета, хочу вернуть вам деньги за билет, тьфу ты, чушь какая-то».

Она сняла с вешалки куртку. Не хотелось уходить из кабинета. «Через семь часов начнется новый день, — думала она, невольно вздыхая, — и вместе с ним начнутся новые проблемы. Вместе с проблемами придут новые решения. Вдруг завтра у меня появится страстное желание услышать голос Андрея. Тогда я просто позвоню, послушаю голос и повешу трубку. Смешно. Зато последовательно. Завтра, все завтра», — с этой мыслью Гюзель Аркадьевна вышла из кабинета.

* * *

— Анна Семеновна, не плачьте. — Коваленко наклонился над Карповой. Анна Семеновна заливалась слезами, громко сморкаясь и перхая. Именно это перханье и вывело из равновесия Виктора Дмитриевича. Он брезгливо подергивал носом, что означало высшую степень душевного волнения. — Анна Семеновна, возьмите ручку и напишите, что ваш сын реально захоронен на Серафимовском кладбище. А ваша невестка, то есть жена вашего безвременно умершего сына, очень хорошая женщина, порядочная жена и любящая мать. Пишите, Анна Семеновна, мне некогда с вами возиться.

— А Гюзель Аркадьевна сказала, что вы разберетесь, — укоризненно прошептала Карпова.

— Гюзель Аркадьевна у нас ба-альшая фантазерка, — с преувеличенным восхищением сказал Коваленко, — она и не такое может сказануть.

В каждом слове Виктор Дмитриевич делал ударение на «а», отчего фразы растягивались и делались безразмерными, какими-то резиновыми. Анна Семеновна испуганно покосилась на него и схватила шариковую ручку, лежавшую на чистом листе бумаги.

— Что писать-то? — сквозь зубы спросила она.

— А так и пишите. Я вам продиктую. «Начальнику отдела Юмашевой от заявительницы такой-то», как там ваша фамилия, написали? Дальше — «мне показалось, что… приношу извинения и прошу считать мое заявление необоснованным», написали? Затем надо написать так — «дальнейшую проверку заявления прекратить и списать в архив отдела». — Виктор Дмитриевич сел напротив Карповой, вытянув ноги под столом, его ботинки проехали по бурым сапожкам Карповой. Она тут же спрятала ноги под стул, словно Коваленко мог пнуть ее. — Да не тряситесь вы, Анна Семеновна, у нас в отделе никого не бьют. Что вы дергаетесь? Пишите быстрее, а то мне срочно уехать надо.

Виктор Дмитриевич шумно зевнул, оскалив тонкогубый рот. Он развалился на стуле, закинув руки за голову, искоса поглядывая на заплаканную Карпову. «Жалко бабку, — думал он, борясь с внутренним раздражением, — вечно эта Юмашева приголубит кого попало. Отшила бы ее сразу, чтобы даром время не терять. Старая женщина из ума выжила, а Юмашева ее жалеет. Причем жалеет за мой счет. Вот и сидела бы сама с ней, утешала бы, слезы ей тут промокала».

В оглушительной тишине неожиданно раздался телефонный звонок. Виктор Дмитриевич снял трубку и прижал ее к уху правым локтем, второй рукой он поглаживал едва отросшие волосы на затылке, торчащие редкой щетинкой.

«Чего-то это он себя гладит, — подумала Анна Семеновна, опасливо косясь на Коваленко, — волос-то на голове совсем нет, молодой еще, а уже плешивый. Господи, а что делать-то, ничего не вижу, буквы расплываются, даже очки не помогают, придется на ощупь писать. Чего писать-то? Наташка не позволяет с внуком встречаться, запрещает на кладбище ездить, домой не пускает, какой-то мужик все к ней ездит, соседи видели, как она с этим мужиком разъезжает на “мерседесе”».

Карпова натужно вздохнула и вывела первое слово — «Начальнику отдела».

— Привет, Фима! — бойко выкрикнул Коваленко в трубку. — Куда пропал? Как дела в Главке? Нет, не занят, сейчас освобожусь, минуты через две. — Виктор Дмитриевич зажал трубку рукой и зашипел на Карпову: — Пиши-пиши, бабка, только быстро!

Анна Семеновна сквозь расползающиеся буквы посмотрела на Коваленко. Весело осклабясь, он снова прижал трубку к уху и размашисто кивал головой, соглашаясь с невидимым абонентом. Карпова насухо вытерла слезы клетчатым платком и задумалась.