Начальник райотдела

— А что здесь особенного? Земля слухами полнится. Город у вас маленький, все друг друга знают, стоит поговорить с кем-нибудь, сразу выложат, что, где и как.

— Это называется — сбор информации? За определенную плату? — засмеялась Гюзель. — Но ведь половина, если не больше, этой информации — полная туфта.

— От полной туфты остается третья часть. Она и будет стержнем полученной информации. Дыма без огня не бывает, согласна? — он поцеловал ее плечо и замолчал, вполне умиротворенный и примирившийся с ее долгим отсутствием.

— Согласна. Странно, что любой, имею в виду, любой приличный человек из приличного общества может собрать сведения о другом человеке, не прилагая для этого особых усилий. А если другого приличного человека захотят оболгать? Из чувства мести, к примеру? Нет, прав был Александр Сергеевич Грибоедов — «злые языки страшнее пистолета». Извини, Андрей, но мне нужно уходить.

— Никуда тебя не отпущу. Ни за что! Я ведь чуть не умер без тебя, — он обхватил ее обеими руками и прижал к себе, не давая вздохнуть.

— Отпусти, — потребовала она, вбирая воздух короткими глотками. — Отпусти. Немедленно. Когда ты уезжаешь?

— Не скоро. — Андрей смотрел, как она приводит себя в порядок. — Тебе идет быть влюбленной. И любимой. Ты стала прекрасной, как фея.

— Самые смешные слова о любви. В обычной жизни эти слова звучат глупо и пошло, но почему-то у влюбленных они приобретают тайный смысл. Сейчас твои слова не кажутся мне пошлыми, но стоит выйти за дверь, и если я услышу подобные слова где-нибудь в вестибюле или на улице, тут же умру от смеха. Буду ехать в своем жигуленке и задохнусь в пароксизме смеха. А проезжающие мимо водители будут думать, что я свихнулась, и они будут правы, как же, едет дамочка в машине и давится от смеха. Скажите, пожалуйста, господин Михайлов, вы случайно, не агент ЦРУ? Все знаете, обо всем слышали, — она искоса взглянула на него.

«Нет, он не похож на сотрудника службы собственной безопасности МВД. Если бы его подослали ко мне из министерства с целью проверить мою нравственность и лояльность, он давно потерял бы ко мне интерес, как к женщине. Мое чутье не обманывает меня. Он влюблен. Влюблен, как мальчишка. Как в первый раз. Это чувствуется. Его чувство невозможно подогнать под тривиальную служебную проверку, устроенную по заказу министерства».

— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказал Андрей, — ты думаешь, что меня подослали к тебе, чтобы проверить твою степень лояльности и нравственности. Нет, я не из службы собственной безопасности. Выбрось эти гнусные мысли из головы.

— Как ты догадался? — Гюзель густо покраснела. Кроваво-красными стали не только щеки и губы, все тело залилось краской стыда. Стало невыносимо жарко и душно. — Открой окно, пожалуйста.

— У тебя на лице написаны все твои сомнения в моей порядочности. — Андрей, завернувшись в простыню, трусцой прошлепал к окну.

Струя морозного воздуха хлынула в душный номер, охладив пылающее лицо Гюзели.

— Ты отлично разбираешься в тонкостях моего министерства. Знаток, однако!

Она уже стояла в дверях, но Андрей неожиданно одним прыжком настиг ее и долго целовал, не отпуская от себя.

— Отпусти меня, — жалобно захныкала она, — отпусти. Мне нужно уходить.

— Может, тебе плохо? Тебе помочь? — встревожился Андрей. Он цепко обхватил ее лицо пальцами и приблизил к себе.

— Не нужно. Я же сильная, сама выкручусь. Без посторонней помощи, — она выскользнула из его рук и ящерицей юркнула за дверь.

— Я тебе не посторонний, — крикнул он, но Юмашева уже неслась к лифту со скоростью торпеды.

* * *

У входа в отдел стояли сотрудники, бурно обсуждая только что прошедшее совещание в Главке. Слухи о необычном поступке начальника управления докатились до районов, приведя весь личный состав на некоторое время в нерабочее состояние.

— По местам! — издали крикнула Юмашева. Она не переносила скопления сотрудников в публичных местах. А самым публичным и лобным местом в отделе считалось знаменитое крыльцо. В позапрошлом веке здание строили для полицейского участка, с тех самых пор оно покорно служит всем режимам и властям, без всяких там реконструкций и перестроек. Изредка здание ремонтировали, красили стены, меняли унитазы, мебель, но до капитального ремонта дело так и не дошло. «Если посчитать людей, которые прошли по этим ступеням, можно рехнуться», — подумала Юмашева и спросила дежурного, стоявшего у двери:

— Резник появился?

— А как же! Уже ждет, — улыбнулся дежурный. — Его оставили куратором в нашем районе.

— Слава богу, — невольно вырвалось у Юмашевой, — слава богу. А то я нервничаю, мало ли, перебросят на другой район, а кого взамен дадут, один бог знает.

— Бог, он все видит, — поддержал светскую беседу дежурный и тут же заторопился, куда-то спешно понесся, забыв о всевидящем боге.

Юмашева прошла в кабинет, на ходу вспомнив, что обещала Карповой поговорить с ее коварной невесткой. Вечером надо обязательно навестить скорбящую вдову. Не забыть бы. Она вставила ключ в замок, но замок не поддавался.

— Что это? — удивилась она, но неожиданно дверь открылась, на пороге стоял Резник.