Начало

– Черт! Может быть, ты, милый господин, вообще не любишь женщин?

– Нет. Послушай, я люблю женщин, когда это взаимно и без лжи.

Она фыркнула, как кошка, намочившая лапы.

– То есть ты любишь женщин святых и непорочных.

– Я бы так не сказал.

– Загадками говоришь.

Я мог бы сказать, что люблю женщин, но не таких, как она. По меркам прошлых веков Амара – старая дева. Тридцать лет – уже старость, замуж никто не возьмет, а если принять во внимание оспу и зубы… Средневековье – это не двадцать первый век, здесь зубы теряют навсегда, а о пластических операциях не стоит и говорить.

– Значит, ты даже не знаешь, от кого бежишь? – Она смешно шепелявила, а иногда, когда говорила быстро, речь вообще становилась плохо различимой.

Я сказал, что нет, не знаю.

– А Белек знает?

Я соврал, что да, знает, хотя был уверен – старое чудушко не смогло бы сказать наверняка, что за партия пустилась за мной в погоню. Белек, как и я, действовал на инстинктах. Подготовил запасной аэродром, чуя некий – неявный! – подвох.

Амара кивнула:

– Старик всегда помогал людям бесплатно и часто – тем, кому и не стоило бы помогать. – Она помедлила, и я понял, что слова насчет тех, кому не стоило помогать, адресованы мне. – Потому и нажил столько врагов. Нельзя делать добро просто так. Нельзя делать добро, если тебя не просят. Но он наивен во многих вопросах… Жизнь для него поделена на белое и черное…

О, так ты думаешь, я мог окрутить старого мага, наивного простака? И почему же я уверен, что это именно он меня окрутил? Он сделал так, что я, оказавшись в теле Торнхелла, сбежал и нашел тебя, и теперь вояжирую в твоей не слишком приятной компании.

Амара вдруг запрокинула голову и звонко расхохоталась. С момента, как она приняла решение меня сопровождать, ее щербатая улыбка возникала по поводу и без, тогда как ранее она, смеясь, прикрывала рот рукой. Теперь же она словно провоцировала меня, лыбилась с вызовом, подчеркивая дефекты внешности, кои многие на Земле, включая и меня, считали бы уродством. Однако я успел отметить, что остальные ее зубы в полном порядке – ими орехи можно дробить. Значит, передние у нее не вырваны, скорее – выбиты в драке. Даже я, дитя двадцать первого века, успел пару раз поучаствовать в драках по молодости лет и знаю, что при сильном точном ударе зуб выскакивает из десны, как пробка из бутылки с шампанским.

– Странный ты все-таки, милый господин. Когда Белек сказал, чтобы я ждала увальня и не очень удивлялась его поведению, я думала, он шутил. Но ты и правда очень странный. Мне даже кажется, ты совсем ничего не умеешь – как младенчик. Пеленать-то тебя не надо, а? – И она снова мне улыбнулась. – Так, ладно – теперь правь ты, а я погрею свои руки. Не бойся, не в твоих карманах, милый господин, ха!

Она бы еще назвала меня своей прелестью… Я вновь проклял желание путешествовать самостоятельно. Я – белая ворона, и это слабо сказано. Я оставляю следы даже тогда, когда не хочу этого – просто потому, что не понимаю законов, по которым живет этот мир, и, конечно, ничего или очень мало умею в глазах местных жителей.

Вдалеке гулко закричал филин. Видимо, он, как и я, материл дождь и все происходящее вокруг.

Лошади мерно постукивали копытами. Я правил, радуясь, что не могу уснуть на посту, так как этому здорово мешал холод. Хорош бы я был, если бы уснул, можно сказать, за рулем, когда рядом сидит пусть и уродливая, но женщина. Тоска по земной жизни навалилась, взяла в клещи. Может, не стоило мне заводиться с архканцлерством? Сдох бы себе на Земле, и забыли бы обо мне навсегда. Что я сделал такого, чтобы обо мне помнили? Да ничего, работал, пытался жить в свое удовольствие. Как все… А здесь придется не просто работать, о нет, здесь мне придется пахать по-черному, и хотя я люблю трудности, не окажется ли их слишком много? Если суммировать все, что я видел и слышал, могу сказать – на посту архканцлера меня ждет что-то невообразимое, беспросветное и унылое.

– Дерьмо собачье! – Холодные пальцы Амары перехватили вожжи, она потянула на себя, останавливая повозку.

Поперек дороги объемистым чревом вверх лежал труп. Я судорожно сглотнул. Во дела… Все-таки тут водятся чудовища. Амара соскользнула на тракт, подбежала к трупу и склонилась над ним.

– Помоги мне, Аран Торнхелл, Феликс Круль или как там тебя. Не люблю, когда кости хрустят под колесами, а если колеса башку размозжат, это будет грязновато. Давай-давай – ты за одну руку, я за другую. Для меня одной он тяжеловат.

– Разбойники? – спросил я, через силу делая несколько шагов вперед.

– А? – Она взглянула на меня как на блаженного. – Ну какие тут разбойники… Разбойники промышляют там, где есть что взять. А здесь к тому же часто останавливаются брай, тут одно из их капищ… Лес чистый. Бедный и чистый. А этот старик… просто умер.

«Просто умер»?

Я ухватился за рукав плаща покойника. Лет ему было около шестидесяти, грузный, бородатый, лицо застыло в гримасе страдания. Открытые глаза неподвижно смотрят ввысь, и на них, как на маленькие стеклышки, падают дождевые капли.