Начало

Однако в остальном это были цыгане. Не смуглые, светлые. Но цыгане. Такие… средневековые цыгане. У каждого, даже у женщин, был длинный кинжал на боку. Даже в покое, на стоянке, они не расставались с оружием. Брай обоих полов курили глиняные трубки – над поляной стлался сладко пахнущий дым. Не табак и не марихуана, что-то местное, с запахом чабреца. Интересно, конечно, что.

Узнаю со временем.

Один из фургонов внезапно огласился воплем настолько диким, что меня подбросило. Но никто из брай не повел и бровью. Хм. Пожалуй, последую их примеру. Уважаем чужие культурные особенности, так сказать.

Я присел на влажную колоду у костра, стянул шляпу, затем снова надел, заметив, что все брай – даже женщины – сидят в шляпах. Рядом со мной сидели несколько женщин в кожаных куртках, под которыми виднелись пестрые платья. Однако не успел я присесть, как они освободили все места, и я остался у костра в гордом одиночестве.

Оставалось гадать – это форма уважения такая или я как чужак нахожусь на правах парии?

У соседнего костра вихрастый паренек наигрывал на инструменте, похожем на лютню – ту самую предтечу гитары, что изображал на своих картинах Рубенс. Напротив меня под фургоном дремала кудлатая черная псяка с тяжелой мордой. Лапы у нее были пошире волчьих, с мощными когтями.

Внезапно нахлынула усталость, резкая и до того сильная, что мне потребовалась вся воля, чтобы не уснуть. Хотя минут десять я провел в полузабытьи, свесив голову на грудь и то и дело смежая веки. Очнулся от хлопка по плечу. Под нос мне сунули деревянную миску с чем-то пряным, ароматным. Я схватил ее не глядя и принялся уписывать мясное рагу, не сразу сообразив, что перцу там больше, чем в тайском том-яме. К счастью, острое я люблю, да и организм Торнхелла не сопротивлялся. Я смолотил рагу, не глазея по сторонам и едва ли не урча, выскреб до последней крошки и выпил остатки соуса.

Перец в земном Средневековье был крайне дорогой роскошью, а тут, видимо, все наоборот – это бросовая пряность.

Протяжный, страшный вопль боли повторился, однако и на сей раз никто не подал виду – даже звенящий над капищем смех не прервался. Что за…

Я не успел опомниться, как чьи-то сильные пальцы вырвали миску из моих рук. Раздалось гортанное восклицание – кажется, одобрительное – и я решил, что сейчас получу по голове, однако мне всучили точно такую же миску с точно таким же рагу.

Ох, это уже чересчур…

Но пришлось есть – не обижать же хозяев… Половина миски ушла влегкую, вторую я ел уже через силу, а выскребал остатки – на последнем издыхании. Во рту моем бушевал вулкан. Наконец я закончил, перевернул миску, и… ее вырвали из моих рук, а взамен всучили точно такую же – наваленную по самые обгрызенные борта. Да что за!.. Третью порцию я просто не осилю! Брай решили закормить меня до смерти?

– Торнхелл, черт! Ты что, бездонная бочка?

Амара плюхнулась рядом, наподдав мне крутым бедром.

– Я…

– Я поняла, ты не знаешь обычаев брай. Нельзя доедать и переворачивать миску, это значит – ты еще голоден и просишь добавки. Когда ты ешь у брай, всегда нужно оставлять что-то на дне!

С этими словами она отобрала миску и начала есть – жадно, но так, чтобы ни капельки не пролилось. Уважаю людей, которые даже при самом сильном приступе голода едят опрятно. Это многое говорит о человеке.

Насчет обычаев – мне осталось только смущенно промолчать. Да уж, самоуверенный Торнхелл в гостинице и нынешний – это два разных человека. Чем больше я открывал для себя этот мир, тем отчетливее понимал, что мне предстоит учиться – и отнюдь не спустя рукава.

Раздалось возмущенное кудахтанье. Я оглянулся – один из мужчин-брай доставал рыжую курицу из деревянной клетки. Схватив за лапы, он опрокинул ее головой вниз и понес к капищу. Прочие мужчины поднялись с мест, в руке баклера блеснул нож. Трепыхающуюся курицу внесли в круг. Она что-то хекнула и смолкла, и тут же все мужчины-брай затянули какой-то гортанный напев.

Я выругался в рукав. Псина под фургоном лениво приоткрыла огненно-желтый глаз.

Амара Тани поставила миску на колени.

– Торнхелл, это всего лишь курица.

– Я понимаю. А собак они в жертву не приносят?

– Нет. И людей тоже.

Я покачал головой. Женщина-брай принесла мне кувшин с водой, и я припал к нему, укусив за шершавый край горлышка, и выпил не менее половины.

– Ты мягкий, Торнхелл, – сказала Амара, впрочем, без осуждения. Она, так ей казалось, констатировала факт.

– Я просто чужак.

Снова раздался вопль – было такое ощущение, что из горла несчастного, клокоча, извергается фонтан крови. Гортанный напев мужчин-брай при этом ни на миг не прервался.

Амара бросила на меня косой взгляд.

– Не подавай виду.

Помимо воли, меня пробрал холод.

– Что это?

– Младший сын баклера недавно вздумал поиграть с лисицей. Она тяпнула его за руку. Он заболел и умирает. – Она чуть заметно кивнула на фургон, из которого снова донесся крик.

Бешенство… Смерть от него мучительна и страшна. Тут, конечно, нет вакцины, и магия, видимо, от бешенства не помогает.

Псяка под фургоном смотрела на меня уже двумя глазами – с живейшим любопытством.