Солдат кидает Императору энергетическую винтовку, и тот её ловит цепкими пальцами, за мгновение, возведя в боевое состояние. Секунда и стрекочущий оранжевый луч озаряет местность, хищной стрелой ударяя в ногу Княжны. Девушка заверещала и упала на гранит, разбив нос. Захлебываясь соплями и кровью мятежница увидела, как последнего её соратника разорвал снаряд пушки «Преторианца», разукрасив его кровью и внутренностями мертвенно-белый мрамор.
Данте пытается встать, но боль заставляет его сидеть. Всё же с помощью друзей он поднимается и видит лик повелителя Рейха – это сапфировые глаза, которых пламенеет огонь истинного безумия, от которого охота спрятаться, бледная кожа и тёмные губы. Все черты лица выражают какую-то надменность в нём, самовозвеличивание в гранях лица так и читается.
– Ты как парень? – обхватывая здоровое плечо Данте кожаной перчаткой, по-отечески спрашивает Канцлер.
– В порядке, господин Император. – Сквозь боль отвечает Данте.
– Как тебя зовут?
– Данте, господин Император. – Терпя боль, почтенно отвечает юноша.
Все, кто стоит рядом впали в исступление от такого разговора. Редко когда Канцлер позволял себе говорить с обычными солдатами, поле своего возвышения в Императоры. А тем временем, понимая всеобщее удивление, Канцлер спокойно продолжил:
– Данте, сегодня ты поступил отважно, засим назначаю тебя командиром «Утренних Теней», а «Серые Знамёна» переходят под моё личное управление. Джузеппе Проксим гордился бы твоим поступком, помяни Господь его праведную душу. – Рука Канцлера соскользнула с плеча юноши, а губы слегка разошлись в улыбке. – И запомни вот, что Данте – «Идущий под покровом всевышнего, под сенью Бога покоишься… Избавит он тебя от сетей ловца и язвы гибельной. Тысяча пойдут подле тебя и десять тысяч одесною и не приблизятся к тебе, ибо заповедает он ангелам своим – охранять тебя на всех путях твоих, и они понесут тебя на руках… только смотреть будешь очами своими и видеть возмездье нечестивым. На аспида и василиска наступишь, попирать будешь льва и дракона» 10.
В ложу входит один из бойцов и почтенно докладывает, прерывая чтение священного текста:
– Господин Император, периметр в безопасности, ожидаем дальнейших приказаний.
– Свободен, командир «Утренних Теней». – Повелитель, с беглой ухмылкой, отстранился от юноши, оставив того на попечение собратьям и хладно отдал приказ. – Так как не все сицилийцы готовы пойти против нас, – рука Канцлера вытянулась, и указательный палец ткнул в сторону девушки в сером платье и мужчины, растерзанных Княжной, – и те двое тому доказательство. Отправьте к представителям Западной Коммуны и Республики моих послов с ультиматумом – либо они добровольно сложат оружие, освободят оставшиеся города и станут слугами Империи, либо погибнут. Убейте всех пленных на главных площадях крупных городов, в назидание мятежникам. Ах да, – губы Канцлера тронула улыбка безумия, – взденьте на крест тело Княжны и несите его как боевое знамя в каждый город, который подумает бунтовать. – И сквозь шум говора, гула всеобщей суматохе можно было расслышать, как с языка Канцлера слетело безумное шипение. – Сицилия будет моя.
Эпилог
Неделей позже. Новая Мессина. Вечер.
Воздух прохладен и свеж, но не холоден, как то бывает возле Милана. Воздушные порывы слабо трепещут десяток чёрных флагов, которые поставлены по пять штук в дорожку, на которых красуется двуглавый готический орёл, хищным взором наблюдающий за происходящей процессией. Солнце медленно уходит в закат и на фоне него базальтовая гробница сияет подобно чёрному бриллианту, инкрустирована в дорогое украшение. Только в роли украшения выступает сам огромный остров, получивший издревле название Сицилия, и гробница будет являть собой воплощение долга, чести и мужества, что дороже всяких бриллиантов, которые и привели к победе Империю Рейх.
У гробницы, расположившейся возле берега, на пологом склоне, выстроилась целая процессия в чёрных траурных костюмах. Чёрные брюки, уходят под такого же цвета кожаные сапоги, начищенные до такой степени, что в них сияет свет уходящего солнца. Торс покрывают чёрные рубашки и у кого-то длинные пиджаки, у кого-то жилетки, у кого-то жакеты и только один единственный человек решил не расставаться с кожаным плащом.
Глаза Канцлера, отражавшие суть морской глубины и бесчеловечной жестокости бродили взглядом сапфировых очей по толпе, стоявшей по обеим сторонам возле имитируемой дорожки, ведущий в центральный вход гробницы. Тут все: и Верховный Отец, который готовится читать заупокойные молитвы, и Верховный Судья со своими десятью помощниками, и Лорд-Магистрариус, окружённый шестнадцатью министрами, отхаркивающий кровь в платок и вот-вот должен покинуть этот грешный мир. Рядом с ним два человека – высокий мужчина, с лисьей ухмылкой и надменными чертами лица и среднего роста паренёк, с довольно обыденным образом лица и светлыми волосами до плеча.
– Кто это там? – Кратко и в полголоса обращается Канцлер к слуге. – Мицелий, вон, там, возле Лорд-Магистрариуса.