Что?? Он ещё и меня обвинил в низости? Человек, который убивает безоружных и угрожает резать как скот женщин и детей пытается читать мне нравоучения! Вот это наглость! Но, как оказалось, я повёлся на отвлекающий манёвр начальника охраны и будь я смертным, то скорее всего это были бы мои последние мысли перед смертью.
Ливерет прыгнул, на ходу выбрасывая вперёд левую руку с двумя метательными кинжалами. И когда только он успел их взять. Но его ловкость явно уступает моей, так что его действие происходит для меня слишком медленно и я успеваю убрать тело с линии атаки кинжалов и встретить его меч лёгким взмахом своего, отводя удар в сторону. Ну наконец-то кончилась эта бессмысленная болтовня, пора заканчивать с жизнью этого наёмника.
Следующие десять минут я просто уворачиваюсь и парирую удары Ливерета, пытающегося достать меня всеми доступными способами. В ход ещё несколько раз идут кинжалы, один раз наёмник пытается меня ослепить горстью земли, правда это становиться последней каплей в моей чаше терпения и у наёмника становиться на пару фаланг меньше на двух пальцах. Боец шипит от боли, но продолжает бой, всё больше втягиваясь в ловушку которую я для него приготовил. Я же подначиваю его и наношу мелкие порезы по всему телу, постоянно навешивая на него дополнительные эффекты кровотечения. В процессе боя начинаю понимать, как работает критический удар — во время некоторых движений моего противника области сочленения его доспеха начинали подсвечиваться едва заметным светом, я не сразу понял что это, а потом сообразил, что в такие моменты можно провести контратаку и в случае попадания в указанную область мне будет засчитан крит. Клёво, но пока совершенно без надобности. Я никуда не спешу, мне надо просадить выносливость этого урода до критической отметки. Сам Ливерет, похоже, окончательно взбесился от своего бессилия нанести мне хоть какой-то урон и совершенно перестал следить за своей выносливостью.
Пока длится бой из дома старосты выходят мои друзья с ещё парой десятков вооружённых односельчан и быстро обезоруживают остатки караванных воинов, которые сдаются без боя. Видимо два моих показательных выступления с ментальными приказами убедили их, что сопротивление бесполезно. Фанс, кстати, попытался подло улизнуть в надежде затеряться в этой неразберихе, но был быстро отловлен лично Скурдом и доставлен назад волоком за шиворот его, когда-то шикарной, рубахи.
Наконец мой противник загнал себя до полного изнеможения и упал на колени, не в силах больше работать мечём. Наверное в большинстве сопливых голографильмов сейчас бы главный герой победно стыдил злодея за совершённые злодеяния и давал сто сорок пятый шанс покаяться, но я был слишком зол. Взмах меча и кисть правой руки отлетает в сторону вместе с зажатым в ней мечём. Ливерет кричит от боли и пытается отползти, но даже на это у него уже нет сил.
— Что, наёмник, приятно чувствовать себя в шкуре своих жертв? Когда нет ни сил, ни возможности противопоставить противнику что-либо! Так чувствовали себя все твои жертвы, в том числе и я, которого ты даже без оружия смог убить только благодаря подлому поступку твоего солдата. Начальник охраны Ливерет! За совершённые злодеяния я, Арист, именем закона этой деревни приговариваю тебя к смерти. Да услышит мой приговор Свет! — Я произнёс слова приговора ровным голосом, без пафоса или гордыни. Сейчас я был лишь карающим мечём правосудия. Замах и голова наёмника падает на землю рядом с телом.
Моя месть свершилась, но удовольствия я от неё не получил, скорее наоборот, почувствовал отвращение от того, что вынужден был совершить.
Глава 23
Ну вот и всё, детский сад, ясельная группа, поздравляет вас с выпуском. Теперь моё полное обнуление приведёт к реальной смерти, шутки кончились. Ладно, с этим будем разбираться потом, а пока надо довести до логического завершения происходящее в деревне.
Весь караван и остатки стражи были помещены под арест до суда. Почти до самого утра мы занимались расчисткой площади от трупов, остовов прилавков и прочего мусора. Всех погибших жителей решили похоронить на кладбище сейчас же, родственники возражать не стали. Убитых наёмников и самого Ливерета было решено сжечь. Эти люди не заслужили право покоиться в земле тех, кому они причинили столько зла.