Начало

Размяв и разогрев мышцы, он с интересом оглядел решётку: нельзя ли её тоже как-то к делу приспособить. Если подпрыгнуть и ухватиться за верхнюю поперечину, то можно будет подтягиваться как на турнике.

– Чалый, дай этому фронтовику грёбаному по шее, – сказал сзади спокойный голос Седого, – пока у него категория цела.

Уже присев перед прыжком, Гаор, не столько обиженный, как удивлённый и тоном, и неожиданно грубыми словами Седого, выпрямился и недоумённо оглянулся. Седой полулёжа смотрел на него холодно блестящими глазами.

– На фронте ты тоже сначала руками лез, а потом смотрел во что? – спросил тем же насмешливо холодным тоном Седой.

Гаор повернулся к решётке и внимательно, но уже по-другому оглядел её. И только тут заметил, что по верхней перекладине извивается тонкая проволока под цвет решётки. Провод без изоляции? Так… так вот почему у решётки стоят, но никогда за неё не берутся, и когда дверь открывают, то входят и выходят, не касаясь косяка, переступая через металлический порог – нижнюю поперечину, и тогда ночью голубая вспышка и треск разряда… Гаор почувствовал, как у него жарко загорелись от стыда щёки.

– Иди сюда и сядь, пока не вляпался, – чуть мягче сказал Седой.

Гаор молча выполнил приказание. В очередной раз Седой спас его если не от смерти, то от очень большой боли, и ещё больших неприятностей. Попытка побега – надзиратели бы отвели душу.

Седой молчал, и от его молчания стало совсем тошно.

Камера занималась своими делами, словно не заметив инцидента, но Гаор уже понимал, что здесь все на виду у всех.

– А вздуть бы тебя стоило, – сказал наконец Чалый. – За решётку надзиратели всех метелят, не глядя.

Гаор угрюмо кивнул. За это – чистая подстава – били везде и всегда. И нечего ссылаться на незнание: всё ведь на глазах у него. Может, и впрямь лучше, чтоб Чалый, да и остальные врезали ему, и на этом бы всё кончилось.

– Ладно, – сказал Чеграш, – чего с него, новик всё же.

– Не малец, – сказал Седой, – должен думать.

– Так чо? – спросил Чалый. – Дать раза?

– Дать, – жёстко сказал Седой. – Чтоб помнил.

Твёрдая ладонь Чалого ударила Гаора по шее. Гаор качнулся вперёд, едва не упав с нар, и облегчённо перевёл дыхание. Раза он получил, и дело можно считать законченным. Он поднял голову и улыбнулся.

– А что, ток постоянно подведён?

– Пульт у охраны, – спокойно, будто ничего не было, ответил Седой, – но отключают только дверь и то не полностью. Надзиратели в перчатках, заметил?

– Д-да, но… они же кожаные.

– С изоляционной пропиткой.

– Я раз видел, – заговорил Зима. – Уж не знаю, зачем он взялся, а они только прибавили. Он и орал, и корчился, а отцепиться не мог. Мы уж кричать им стали, чтоб кончали парня.

– А они? – спросил Чалый.

Зима вздохнул.

– Прибавляли, пока тот головешкой не стал. Вонь была… не продохнуть в камерах. А его уборщики потом палками от решётки отскрёбывали. – Зима поёжился. – Жуткое дело – ток этот. Я вон хоть и знаю теперь, и работаю с ним, а всё равно боюсь.

– Раз боишься, то не попадёшься, – засмеялся Седой. – Рыжий, боишься мин?

– Боюсь, – серьёзно кивнул Гаор. – Знаю, и сам ставил, и чужие снимал, а боюсь.

– То-то, – закончил тему Седой.

Зима с Гирей стали играть в чёт-нечет, мальцы шушукались у решётки, изредка хитро оглядываясь по сторонам – на покупку сговариваются, понял Гаор – наверху опять трепали про баб и жратву, где какой паёк дают. Ладно, Седой вроде отошёл, рискнуть что ли? Он искоса посмотрел на Седого. Тот засмеялся.

– Продолжение интервью?

– Хотелось бы.

Гаор забрался на нары с ногами и сел как утром напротив Седого.

– На этот раз что?

– Остальные имена.

– Их никого уже нет. Я последний из той команды. Давно последний.

– Тем более. Больше спросить мне будет не у кого, а до библиотеки не добраться.

– Ты всегда такой настырный?

– Когда надо.

– Эк забрало тебя, – покачал головой Седой. – Ладно, запоминай.

Запоминай, а не записывай. Играть незачем. Седой чётко и раздельно называл имена и фамилии, давая ему время шёпотом проговорить про себя каждую из услышанных. Гаора удивило обилие – чуть ли не половина имён – женщин, и, когда Седой закончил, он спросил:

– А это кто? Подруги?

– Нет, мы работали все вместе. Или, – глаза Седого насмешливо блеснули, – тоже думаешь, что женщине только рожать надо?

Гаор неуверенно пожал плечами.

– Да нет, не знаю. В редакции тоже женщины работали, но…

Седой кивнул.

– Это, конечно, отдельный разговор. Кстати, учти, здесь мать выше отца. И к старшей женщине лучше так и обращаться: мать. Понял?

Гаор кивнул и уточнил догадку.

– И сестра, так?

– К ровеснице, да. А так…

– Не рожала – девка, – вмешался, свесившись с верхних нар, Чеграш. – А как родила, то баба. С девкой как хочешь крути, а с бабой с оглядкой, это уж как она тебе позволит. У нас так было.

– А это везде так, – поддержал Чалый, – а к матери со всем уважением.