Начало

Утром, сразу после побудки, но перед поверкой, когда на нарах ещё зевали и почёсывались, надзиратель увёл мальчишку. Началась обычная утренняя толкотня у параши и раковины. Гаор, как и все, умылся, уже безбоязненно растерев по лицу пригоршню воды, и, проведя мокрыми ладонями по груди, завязал рубашку на животе. Остальные делали так, потому что большинство пуговиц отсутствовало, у него они все были целы, но он «соблюдал форму», да и узел помогал поддерживать брюки. Он сильно похудел за эти полторы декады, а ремня, разумеется, не было. У многих, как он заметил, штаны поддерживались продёрнутой резинкой или шнуром, а у него брюки на застёжке. Жалко, хороший был костюм. Купил на два «ветеранских» гонорара. Тот, что ему подарили на выпуск, стал после дембеля мал, так и висел в отцовском доме в шкафу. А странно: так ремень у него отобрали, а шнурки и резинки оставляют. Будто ими задушить нельзя. И ошейник не помешает. Ну, если этот опять к нему полезет…

После поверки и завтрака, Седой сказал ему, как обычно, смеясь только глазами.

– Ну, молоток, Рыжий, по полной программе прописался.

– Ага, – поддержал Бурнаш. – А скрутил ты его здорово. Где так научился?

– На фронте, – ответил Гаор, настороженно издали следя за Хоботом, который ощупывал себе помятые бока и ругался.

– А там кого скручивал? Чтоб не лезли?

– Нет, когда в разведку ходил, за «языком», там и приспособился.

– Это как? – сразу заинтересовались парни.

– Это чо ещё за хренотень?

Рассказать о разведке Гаор не успел.

К решётке подошёл надзиратель со списком и стал выкликать номера.

– Точно, торги, – сказал Седой, выходя к решётке.

Гаор с замирающим сердцем следил, как выходят и встают перед решёткой Чалый, Чеграш, Зима, Гиря, Бурнаш, Сивый… и тут вызвали его. Он сорвался с места и встал в общую шеренгу. А вдруг и дальше повезёт. Всё будет не один, даже если не с Седым и его бригадой, что с Бурнашом, что с Сивым он уживётся. За ним встали Лысок, Малец, второй малец, ещё двое. Ого, четырнадцать человек, полкамеры, два малых отделения, полвзвода.

– Выходи. Руки за спину, вперёд марш.

Мерное движение в общем строю, тамбур, он даже успел бросить быстрый боковой взгляд и увидеть на стене пульт, лестница, ещё одна, коридор. Пока их вели всех вместе, не разбили. Говорить в строю никому в голову не приходило, да Гаор сейчас и не нуждался ни в каких пояснениях. Куда б ни привели, пока не один, а вместе со всеми, не так страшно.

Просторная вытянутая в длину комната.

– Стой. Лицом к стене. Раздеться.

Как и остальные, он разделся догола и застыл, держа рубашку и брюки в руках.

– Передний, марш.

Гаор скосил глаза и тут же получил лёгкий, но достаточно ощутимый тычок дубинкой в ягодицу.

– Успеешь. Следующий, марш.

Как и остальные Гаор после каждой команды передвигался на шаг вдоль стены. Но вот и его очередь.

– Повернись. Марш.

Он повернулся и оказался перед двумя высокими коробками.

– Кидай.

В одной навалом рубашки, в другой штаны. Он выполнил приказ и шагнул вперёд, расставшись с последним из прошлой жизни. Сержант с зелёными петлицами сверил его номер со списком, оглядел, зачем-то подёргал его за волосы и буркнул.

– Прямо марш.

Всё тут же объяснилось. Оказывается, слева дальше подрезали слишком длинные волосы, а прямо стояли остальные. Бурнаша как раз стригли. Гаор шагнул прямо и присоединился к остальным. Стояли не шеренгой, а кучно, у небольшой глухой двери. Рядом опять две коробки. В одной он увидел небольшие бруски тёмно-жёлтого мыла, а в другой растрёпанные мотки пластиковых мочалок. Наконец, Бурнашу обкромсали волосы, чтоб спереди до бровей, а сзади до ошейника, бороду, чтоб не закрывала шею, и пнули.

– Пошёл, волосатик.

Бурнаш резво вскочил с маленького круглого табурета и присоединился к остальным.

– Всё? – спросил, протирая ножницы, стригший Бурнаша немолодой рядовой.

– Всё, – ответил приведший их надзиратель. – Запускай.

Рядовой подошёл к маленькому столику у стены и открыл дверку настенного пульта.

– Взяли по одному, живо, – скомандовал надзиратель. – В затылок, скоты.

Взяли мыло, мочалки, выстроились.

– Готово?

– Пошёл.

Рядовой пощёлкал тумблерами, и дверь отъехала в сторону.

– Вперёд, вонючки, – хохотнул надзиратель.

За дверью оказался душевой зал с десятью рожками, но не разгороженный на кабинки и зачем-то с выступом-скамейкой вдоль стены. Под потолком между трубами горели матово-белые шары ламп. Гаор с удивлением увидел, что сокамерники заметно нервничают. Лысок быстро бормотал что-то похожее на заклинания, побледнел, плотно сжав губы, Седой, испуганно дрожал Малец, сгрудились, прижались друг к другу Чалый, Чеграш, Зима и Гиря, часто как от бега дышал Бурнаш. Да что с ними? Но спросить Гаор не успел, что-то щёлкнуло, и из рожков полилась, быстро набирая силу, вода.

– Живё-ём! – торжествующе заорал Сивый.

С хохотом, шлепками и необидными пинками разобрались, где кто своё кладёт, кто на скамейке мылится, кто полощется, кто с кем душем и скамейкой меняется. Мылись яростно, оттирая, отскрёбывая себя.