Начало эры разума

Улучшалась общественная санитария, множились больницы. Медицинское образование приобретало более строгую форму, хотя медициной можно было заниматься и без диплома. В Болонье, Падуе, Базеле, Лейдене, Монпелье, Париже существовали знаменитые медицинские школы, куда съезжались студенты со всей Западной Европы. У нас есть своеобразный пример медицинского исследования с участием пациентов — тридцать лет экспериментов, в ходе которых Санкториус пытался свести физиологические процессы к количественному измерению. Большую часть своей работы он выполнял, сидя за столом на больших весах; он записывал изменения своего веса от приема и выхода твердых и жидких веществ, и даже взвешивал свой пот. Он обнаружил, что человеческое тело ежедневно выделяет несколько фунтов пота, и пришел к выводу, что это жизненно важная форма выделения. Он изобрел клинический термометр (1612) и пульсометр в качестве вспомогательных средств для диагностики.

Терапия переходила от жаб к пиявкам. Некоторые авторитетные врачи прописывали сушеных жаб, зашитых в мешочек и подвешенных на груди, в качестве ловушки для улавливания и поглощения ядовитого воздуха, который окружал тело в районах чумы.60 Кровопускание с помощью пиявок или кукования сочеталось с обильным питьем воды, исходя из теории, что часть принятой жидкости образует свежую незараженную кровь. Две школы лечения боролись за жертву: иатромеханическая, проистекающая из учения Декарта о том, что все телесные процессы механические; иатрохимическая, берущая начало от Парацельса, развитая Гельмонтом и трактующая всю физиологию как химическую. Популярностью пользовалась гидротерапия. Лечебные воды принимали в английском Бате, нидерландском Спа, французском Пломбьер и в дюжине мест вдоль Рейна и в Италии; мы видели, как Монтень пробовал их и рассыпал камни по дороге. В Европе появились такие новые лекарства, как валериана (ок. 1580 г.), сурьма (ок. 1603 г.), ипекак (1625 г.) и хинин (1632 г.). В лондонской фармакопее 1618 года перечислено 1960 лекарств. Монтень рассказывает о специальных снадобьях, которые несколько врачей хранили для больных пациентов:

левая нога черепахи, моча ящерицы, слоновий помет, печень крота, кровь из правого крыла белого голубя, а для тех, у кого есть камень… растертый помет крысы; и другие глупости, которые больше напоминают магию и заклинания, чем серьезную науку.61

Такие деликатесы стоили очень дорого, и люди в XVII веке жаловались на цены аптекарей больше, чем на счета врачей.62

Стоматология была оставлена цирюльникам и почти полностью состояла из экстракции. Среди «цирюльников-хирургов» теперь были такие опытные врачи, как Амбруаз Паре, Франсуа Руссе, возродивший кесарево сечение, и Гаспаро Тальякоцци, специалист по пластической реконструкции ушей, носов и губ. Моралисты осудили его за вмешательство в творение Бога; его труп был эксгумирован из освященной земли и похоронен в непогребенной почве.63 Вильгельм Фабри, «отец немецкой хирургии», первым рекомендовал ампутировать конечность выше больной части; а Джованни Колле из Падуи дал самое старое из известных описаний переливания крови (1628).

Как и в любую эпоху, пациенты возмущались гонорарами врача; комедианты смеялись над его длинным халатом, красными туфлями и прикроватной серьезностью. Если доверять сатирам комических драматургов, его социальный статус был не намного выше статуса учителя; но если вспомнить историю «Урока анатомии» Рембрандта, мы увидим класс людей, занимающих уважаемое положение в обществе и способных хорошо заплатить даже за долю в великой картине. А самый известный философ эпохи, мечтавший, как и все мы, о лучшем будущем для человечества, считал, что оно зависит от совершенствования человеческого характера, а медицинская наука — наиболее вероятный проводник этой базовой революции. «Ведь даже разум, — говорил Декарт, — так сильно зависит от темперамента и расположения телесных органов, что если возможно найти какое-нибудь средство, с помощью которого люди могли бы стать мудрее и умнее… я полагаю, что искать его следует в медицине».64

VII. ОТ КОПЕРНИКА ДО КЕПЛЕРА

Астрономию мы оставили напоследок, поскольку ее герои появляются к концу этого периода и составляют его pièces de résistance.