Начало и становление европейской музыки

Что же произошло в 1729 году? Я уже рассказывал, что Иоганн Себастьян не обладал административными талантами и был плохо приспособлен к рутинной работе, если она требовала каких-то длительных организаторских усилий. Должность кантора церквей Св. Фомы и Св. Николая в Лейпциге, которую занимал Бах, была своеобразной. С одной стороны, кантор руководил всей церковной музыкой города, и это Баху собственно и нравилось, здесь был и простор для творческих возможностей, и сама должность имела достаточный престиж и вес, что для Баха также было очень важно. С другой стороны, кантор должен был нести множество рутинных обязанностей по школе и образовательному процессу, причем не только в области музыки. Скажем, кантор должен был преподавать ученикам латынь. Вот такими школьными обязанностями Бах тяготился и стал сразу ими пренебрегать (напомню, что он поступил на эту должность в 1723 году) и спихнул с себя эту самую латынь и все прочее, приплачивая другим педагогам, чтобы они исполняли за него эти обязанности, а сам полностью посвятил себя музыке. Ректор школы Св. Фомы, непосредственный начальник Баха, Иоганн Эрнести не препятствовал этому, видимо, прекрасно понимая, кто такой Бах, и вдобавок, трезво оценивая его творческий потенциал, закрывал глаза на такие нарушения, предоставляя композитору режим наибольшего благоприятствования.

Но, как и везде, кроме, может быть, Кётена, так и в Лейпциге, в отношении с властями Бах проявлял ершистость и недипломатичность, постоянно нарываясь на конфликты. Причем по большей части он был виноват в них сам. Вот, например, конфликт с проповедником церкви Св. Николая, дьяконом Гаутлицем. Была традиция, что хоралы для богослужения назначает кантор, но проповедник Гаутлиц захотел сам выбирать хоралы в связи с содержанием той проповеди, которую он готовит. Он договорился об этом с Бахом и целый год сам назначал богослужебные песнопения. А потом Баху вдруг пришло в голову, что назначение хоралов проповедником – несправедливо и нарушает его права. А когда Бах боролся за справедливость и свои права, к чему он всегда был чувствителен, он уже не взирал на лица и не считался с субординацией, устраивая конфликты и скандалы из ничего. Тот спор тянулся долго, и консистория решила его в пользу проповедника. Была у Баха и тяжба с университетским начальством о том, кто должен заведовать музыкой в университетской церкви Св. Павла.

В результате этих конфликтов против кантора стало накапливаться раздражение. Ректор Эрнести покрывал Баха, однако в октябре 1729 года он умер. Воспользовавшись этим, городское начальство решило поставить зарвавшегося кантора на место. Ему были предъявлены обвинения, что он недостаточно уделяет внимания урокам пения и хору, не способен поддерживать дисциплину среди учащихся, перепоручил преподавание латыни не справляющемуся с этим педагогу, к тому же часто выезжает из Лейпцига без разрешения, чтобы совершать неучтенные музыкальные мероприятия (т. е., говоря современным языком, бегать по «халтурам»). Кантор совершенно не управляем – подытоживает магистрат. Бах в ответ пишет докладную записку, обвиняющую магистрат в нерадении о музыке, под названием «Краткий, но в высшей степени необходимый проект хорошей постановки дел в церковной музыке с присовокуплением неких непредвзятых соображений относительно упадка оной». На самом деле это отнюдь не краткий, а весьма развернутый памфлет, основное содержание которого – всевозможные претензии магистрату.

Магистрат же здесь решил показать власть – Баха принудили преподавать латынь и исполнять все школьные обязанности, а плюс к этому ему снизили зарплату, что для него, обремененного большой семьей, было весьма чувствительно. Бах, разумеется, был крайне разгневан, а в таком состоянии затруднительно писать духовную музыку, требующую совершенно другого настроя души. Он начинает думать о том, чтобы сменить место службы. К 1730 году относится знаменитое письмо композитора к своему соученику по лицею Георгу Эрдману, занимавшему к тому времени довольно высокую дипломатическую должность. Знаменито это письмо тем, что Бах достаточно подробно описывает в нем свою жизнь, кроме того, для нас это небезынтересно и тем, что письмо это попало в Москву, потому что Эрдман занимал дипломатический пост именно на русской службе, и ныне оно хранится в Российском архиве.

Приведу его полностью: