Начало хороших времен

И пока двое студентов-бригадиров вместе с Кадыровым-младшим, который моргнул понимающе, оттирали толпу назад в коридор, Анатолий Иванович подталкивал их не торопясь в спины ладонями.

Затем Анатолий Иванович закрыл за ними дверь на ключ и, присев к столу, вздохнул, достал из папки допросный бланк.

— Фамилия, имя, отчество?

— Жадин Петр Константинович.

Корзубов переспросил еще раз год рождения, потом, проставив, разумеется, в графе отчетливо: «Тысяча ДЕВЯТЬСОТ шестьдесят второй», поднял глаза на Жадина Петра Константиновича.

Петр Константинович Жадин сидел на стуле перед его письменным столом в Наташкиной, еще из восьмого класса, выгорелой куртке и тоже во все глаза глядел на него. Глаза у мальчика были большие, волосы легкие и золотистые, совсем не длинные, а рот крохотный, очень яркий, и над верхней губой уже пушок.

— Здравствуйте, — сказал мальчик тихо, — то-ва-рищ Леонард.

— Как?! — выговорил наконец Корзубов.

— Так, — заулыбался Петя. — Товарищ Леонард, я счастливый и живой.

— Ты… ты погоди! — Наставляя на него ладонь, Корзубов медленно отодвинулся вместе с креслом от стола. — Это что все значит?!.

— Это значит, — опять ему улыбнулся Петя, — что я живой.

Корзубов затылком вместе с креслом уперся в стену, а сзади, будто в голову ему, тычком ударили по стене.

Сзади били, как видно, с размаху по стене табуреткой, ножками изо всех сил, а справа вдруг тоже начала грохотать под кулаками коридорная перегородка, и оттуда отчаянно ему закричали:

— Верните ангела!

И Корзубов привстал.

Он не знал еще, что «Эмма» со второго этажа вдруг повернула назад, бегом спустилась сюда в коридор, принялась кричать и колотила по стене чем попало.

— Ты… Ты чего явился?! Куда?! — вне себя, задыхаясь, выпрямился над ним Корзубов. — Тебя кто звал?! Слова?.. Слова вообще ничего не означают! Понял?! — И потряс перед его лицом бланком.

— Не означают? — прошептал мальчик.

Он хотел встать и не смог. Детские глаза смотрели на Корзубова.

— Не нужно было приходить?..

— Ан-гела! — кричала за стенкой «Эмма», со всего размаха колотя об стену табуреткой.

— Ангела! — поддержали ее в коридоре. — Верни! — И, вся сотрясаясь, затрещала дверь. — Мы-пой-дем-к-Ле-о-нар-ду!

Тогда Анатолий Иванович словно бы увидел заново всю непонятную эту толпу с отросшими, со спутанными волосами, идущую сюда по двору к двери. «Что это? — пронеслось у него. — С ума схожу…» И совершенно бледный Корзубов с трудом пригладил волосы на затылке.

Мальчик сжавшись в комок на стуле, моргая от слез, глядел на него.

И Корзубов медленно, словно их покидая, обвел глазами выкрашенные масляной краской стены с цветными плакатами, потом смял допросный бланк и швырнул его в корзину.

— Петя, — признался он тихо, к мальчику наклонившись, — ведь я, — шепотом сказал Корзубов, — тоже покойник.

6

По всему городу, и по области, и далеко-далеко за пределами области об этих событиях распространились потом самые невероятные версии и очень странные слухи, но обо всех этих версиях скажу я позже, потому что хочу по возможности все рассказать по порядку и прежде всего только то, что я видел и знаю сам.

Когда мы с Опраушевым выбрались наконец из его дома с лоджиями, было не меньше начала третьего. Из-за радикулита Виктор по тротуару передвигался, не шевеля длинным туловищем, ступая плоско квадратными короткими сапогами на меху с расстегнутыми «молниями», ибо шнурки на туфлях завязать он не мог.

Поэтому постанывающий рядом со мной сквозь зубы, прямой как палка, долговязый Опраушев со своим пробором в черных приглаженных волосах и тонкими усиками, в расстегнутом зеленоватом пальто с погончиками, как иностранная шинель, был похож на только что подстреленного на улице офицера из польского, что ли, фильма.

— Это последний, понял ты?!. — повторял, не оборачиваясь ко мне Опраушев. — Лешка, это последний шанс!

— Ну какой еще, — наконец не выдержав, заорал я, — иди ты на… шанс?! — И, зажав портфель с чертежами под мышкой, развернул Опраушева к себе за отвороты «шинели». — Ты куда меня тащишь, а?!

— Ле-шш-ка, — зарычал он от боли, от радикулита, кулаками в грудь отпихивая меня. — Мне… Нам с тобой уж по сорок два, а дальше что?!! Завод долбаный?! КБ? Часы чинить по вечерам? — бешено заорал он мне прямо в лицо. — Хобби, твою мать!! Жизнь исчерпана в сорок лет, да?! Это последний шанс!

Впереди был уже виден бывший дом Опраушевых с каменными львами-мопсами на верху ворот, куда показывал он рукою. Но я с яростью отвел ее и, послав его сам к едреной матери, повернулся и быстро пошел от Витьки прочь, изо всех сил стискивая ручку своего портфеля, пересек бульвар наискосок, перебежал дорогу за бульваром, а затем, не оглядываясь, начал подниматься вверх по переулку.