Начало конца

…Владимир стоял, уставившись на карту, на которой появлялись всё новые и новые точки с расползавшимися от них концентрическими кружками разных оттенков красного, оранжевого и жёлтого.

В голове проносились противоречивые мысли. Всё переворачивалось с ног на голову и обратно. Всё, во что он верил, оказывалось ложью. Государство, которому он служил, оказалось агрессором, разрушителем мира.

Его дочь… В каком мире она теперь будет жить? И будет ли она жива завтра? Он хорошо понимал — что происходило в тот момент в красных точках: миллионы таких же, как его жена и его дочь, жён и дочерей, миллионы чьих-то матерей, отцов, сыновей горели. Горели живьём, не поняв даже за что, почему их постигла эта участь…

И ведь всё к тому шло. Как он мог этого не замечать? не понимать? как мог быть настолько слепым? Проводимая новой властью («Русской Властью» — как с гордостью эту новую власть называли патриоты-националисты) внешняя политика просто должна была привести к катастрофе, всякий трезвомыслящий человек это понимал (но не он — он не хотел понимать). Многие об этом говорили, многих за такие разговоры сажали. Уголовный кодекс быстро пополнялся соответствующими статьями. К давней мракобесной статье за «оскорбление чувств верующих» прибавили «богохульство» и «оскорбление лица имеющего духовный сан»; появились статьи за «аморальное поведение» (по этой новой статье легко можно было привлечь к ответственности чуть ли не каждого второго), за «совместное проживание вне брака» (чтобы избежать преследования по этой статье, требовалось вступить в законный брак, — причём выданное любым попом «свидетельство» приравнивалось теперь к свидетельству из ЗАГСа) и, конечно, главный инструмент подавления любой оппозиции — хоть либеральной, хоть националистической, хоть красной, — статья за «оскорбление Государства» (трактовать которую можно было как угодно самому оскорбляющемуся, в лице его представителей — всевозможных чинуш регионального и федерального масштаба во главе с господином Президентом).

А началось всё после прошедших весной позапрошлого года «досрочных президентских выборов» (на деле: уже отработанной схемы по легитимации навязанного народу узким кругом «хозяев жизни» кандидата). С приходом в Кремль нового Президента прошла тотальная зачистка всей горизонтали власти. На смену одряхлевшим паханам и царькам, урвавшим свой кусок пирога в лихие девяностые и «стабильные» Путинские нулевые, пришли патриотичные молодые военные и фашиствующие «русские предприниматели». Многие, как среди военных, так и среди предпринимателей состояли в теснейших связях с Церковью и различных сектах правого толка, вроде неоязычников и трезвенников-фанатиков, видевших за каждым углом масонский заговор против Государства Российского.

Градус православного патриотизма повышался день ото дня: в СМИ началась настоящая истерия против всего, что не вписывалось в рамки «русской культуры» (написано в кавычках потому, что к подлинной русской культуре эта самая «русская культура» имела мало отношения). Причём истерия была направлена как против влияния стремительно деградировавшего Запада, так и против советского прошлого. Вождя мирового пролетариата таки вынесли из Мавзолея и кремировали, на радость господам либералам, националистам и попам-олигархам с их паствой. (Впрочем, не все либералы были тому рады. Многие видели в этом прямой намёк на то, что новая власть решила окончательно отказаться от тех прав и свобод, которые гарантировались гражданам «этой страны» законодательными актами за подписью кремированного.) Переименовывались города и улицы, рушились памятники, закрывались музеи. На площадях и в парках ставились новые памятники — русским царям и их верным полководцам. Как грибы после дождя повсюду росли церкви. На развилках автодорог, на въездах в города и посёлки, на улицах этих самых городов, в парках, в скверах, в больницах, в школах, в институтах, даже в детских садах… везде — кресты и кресты. Были приняты законы, запрещающие массовую (всерьёз поднимался вопрос и о частной) демонстрацию большинства кинофильмов (и даже детских мультиков), как западных, так и снятых в СССР, как «экстремистских», «русофобских» и «растлевающих» (у новой власти было весьма своеобразное понимание того, что есть экстремизм, русофобия и растление). За пост в соцсетях про «Незнайку» теперь можно было получить реальный срок.