Начало опричнины

     Нет в России святителей, которые бы обличили царя в его законопреступных делах и «возревновали» о пролитой крови. (Здесь слышится прямой намек на недавние казни бояр). «Где убо кто возпрети царю или властелем о законопреступных и запрети благовременно и безвременно? — писал Курбский Васьяну. — Где Илия, о Нафееве крови возревновавыи, и ста царю в лице обличением,... где лики пророк, обличающи неправедных царей?»[858].

     Курбский горько жаловался на то, что в России нет патриархов (митрополита?) и, «боговидных святителей», которые бы решились открыто обличить царя. «Где ныне патриархов лики и боговидных святителей и множество преподобных ревнующе по бозе, и нестыдно обличающих неправедных царей и властителей в различных законопреступных делех.. Кто ныне не стыдяся словеса евангельская глаголет и кто по братии души свои полагают? Аз не вем кто...»[859].

    «Союз» между осифлянами и монархом, заключенный на соборе 1564 года, положил конец обличению «неправедных царей» и их законопреступных репрессий против боярства. Именно это обстоятельство и вызывает самый резкий про тест со стороны идеолога боярства.

    Курбский надеялся, что его критика осифлянской церкви найдет сочувствие у старца Васьяна и других монахов Псково-Печорского монастыря. В течение длительного времени этот монастырь был цитаделью «нестяжателей»: он был «воздвигнут» трудами игумена Корнилия и в нем совершались чудеса, «поколь было именеи к монастырю тому не взято и нестяжательно мниси пребывали»[860]. Сам Курбский считал себя учеником вождя нестяжателей М. Грека, но в его послании нападки на осифлян имели не догматический, а скорее политический смысл.

    Своей критикой осифлянских церковников Курбский надеялся толкнуть влиятельных печорских старцев на открытое выступление против репрессий Грозного. Опальный боярин полагал, что Псково-Печорский монастырь возьмет на себя инициативу выступления и возглавит церковную оппозицию.

    Второе послание Курбского в Псково-Печорский монастырь интересно как едва ли не единственный документ, открыто излагавший политическую программу боярской оппозиции в России накануне опричнины. Главной особенностью этой программы была резкая критика действий «державного» царя и его правительства, «властелей». За грехи, пишет Курбский, погибли древние царства, погиб Рим. Русь стала единственным оплотом православия, но и на Руси дьявол начинает производить «смущение». Только его кознями можно объяснить действия «державных» правителей государства[861].

    Бросая дерзкий вызов Грозному, Курбский писал, что правители России уподобились свирепым, кровожадным зверям: «Державные, призваные на власть, от бога поставлена да судом праведным подовластных разсудят и в кротости и в милости державу управят, и, грех ради наших, вместо кротости сверепее зверей кровоядцов обретаются, яко ни о естества подобново пощадети попустиша, неслыханые смерти и муки на доброхотных своих умыслиша»[862].

    Приведенные строки были написаны под непосредственным впечатлением жестоких казней бояр Оболенских, Н. Шереметева и т. д.

    Интересно, что Курбский обвинял правителей не только в кровожадности, но и во всех без исключения бедах, постигших Московское царство: оскудении дворянства, притеснениях «купеческого» чина и земледельцев, беззаконии в судах. «О нерадении же державы, — писал Курбский, — и кривине суда и о несытстве граблении чюжих имении ни изрещи риторскими языки сея днешния беды возможно»[863].

    Мрачными красками Курбский рисует картину полного упадка и оскудения дворянства. «Воинскои же чин строев ныне худейшии строев обретеся, яко многим не имети не токмо коней, ко бранем уготовленых, или оружии ратных, но и дневныя пищи, их же недостатки и убожества и бед их смущения всяко словество превзыде»[864].

    Продолжая традиции своего учителя Максима Грека, Курбский пишет о бедственном положении купцов и земледельцев, задавленных безмерными податями: «Купецкии же чин и земледелец все днесь узрим, како стражут, безмерными данми продаваеми и от немилостивых приставов влачими и без милосердия биеми, и овы дани вземше ины взимающе, о иных посылающе и иныя умышляюще»[865].

   Замечание об ужасном положении крестьян звучит весьма необычно в устах идеолога боярства. Впрочем, подобный мотив не повторяется ни в одном из последующих произведений Курбского.

    Послание в Печорский монастырь наглядно свидетельствует о том, что накануне опричнины аристократическая оппозиция пыталась взять на себя роль вождя общенародной оппозиции по отношению к монархии. Свои узко-эгоистические интересы вожди фронды склонны были отождествить с интересами «скудеющего» дворянства, отчасти страждущего купечества.