Начало опричнины

     Всего лишь за полгода до опричнины боярин Курбский пенял на чудовищную неблагодарность царя, сетовал на изгнание в дальние страны и т. д. «... воздал еси мне злыя за благие, — писал он Ивану, — и за возлюбление мое непримирительную ненависть...»[966]. Теперь совершенно тем же языком заговорил другой «изгнанник» — царь Иван. Ум покрылся струпьями, жалуется Иван, «тело изнеможе, болезнует дух, струпи телесна и душевна умножишася, и не сущу врачу, исцеляющему мя, ждах, иже со мною поскорбит, и не бе, утешающих не обретох, воздаша ми злая возблагая, и ненависть за возлюбление мое»[967].

     Не прошло и полугода с тех пор, как Грозный бросил Курбскому горделивую фразу о «вольном Российском самодержьстве». И вот наступил жалкий финал. Самодержец и помазанник божий был «изгнан» от своего достояния своими холопами боярами и «скитался» по странам. Для человека, обладавшего колоссальным честолюбием и вполне традиционным складом мышления, свято верившего в божественное происхождение своей власти, отъезд «с государства» не был фарсом. Исполненные трагизма жалобы царя на невыносимые душевные и телесные страдания и отчаянное одиночество как нельзя лучше передают то страшное потрясение, которое пережил Грозный после отъезда в слободу. Как рассказывают современники, в дни отречения от престола Иван впал в тяжелое нервное расстройство, внезапно изменившее весь его облик. Когда царь вернулся в столицу после десятинедельного отсутствия, многие люди не могли узнать его, так он изменился[968]. Как видно, жалобы на «изнеможение» тела, умножение струпий телесных и душевных в царском завещании не были простой риторической фразой.

     В дни отречения и отъезда в слободу царь Иван испытывал смертельную тревогу за будущее династии, за судьбу сыновей. В этом заключен, пожалуй, весь пафос его завещания, окрашенного в мрачные, трагические тона.

* * *

     3 января 1565 г. в Москву прискакал гонец К. Д. Поливанов, привезший обращение царя к митрополиту, Боярской думе и всему православному населению столицы.

     В послании к думе и митрополиту Грозный объявлял, что покидает царство, простирая гнев и опалу на членов Боярской думы: бояр, конюшего (И. П. Федорова), дворецкого (Н. Р. Юрьева), казначеев (Фуникова и Тютина), а заодно и на дьяков и дворян, епископов, игуменов и прочих вассалов светских и духовных. Далее Иван многословно перечислял «измены боярские и воеводские и всяких приказных людей, которые они измены делали и убытки государьству его до его  государьского возрасту...»[969]. Подлинник царского послания к митрополиту не сохранился. В официальной летописи его содержание передано кратко и тенденциозно[970]. Послание митрополиту в значительной части повторяло аргумент царского послания к Курбскому, написанного полугодом ранее[971]: В летописи очень кратко изложена, главным образом та часть царского послания, в которой речь шла о давнишних «изменах» Боярской думы в годы боярского правления. В те времена бояре делали «многие убытки» народу, истощили царскую казну, растаскивали государские земли и раздавали их родне и приятелям, собрали себе великие богатства и стали уклоняться от службы, не только не радели о православном народе, но и чинили насилия «крестиянам». Царь ничего не может поделать с изменниками: едва он захочет «понаказать» боярина, князя, приказного или дворянина, как духовенство, «сложась» с думой, берет опальных под свою защиту[972].

Обращение царя вызвало страх и замешательство среди членов Боярской думы, спешно собравшихся в Кремле на подворье митрополита.

     Между тем, в нескольких шагах от митрополичьего двора думные дьяки П. Михайлов и А. Васильев поочередно читали царское послание к населению столицы. Слухи об отречении царя мгновенно распространились по всей столице. Вскоре площадь перед дворцом запрудила громадная толпа ремесленников, мелких торговцев, кабального люда, ярыжек, нищих и т. д. Специальным посланием царь извещал посадских людей о своем отречении и просил их, «чтобы они себе никоторого сумнения не держали, гневу на них и опалы никторые нет»[973].

    Выражая милость посадскому населению, царь в то же время объявлял опалу власть имущим. Тем самым он как бы апеллировал к народу в своем давнем споре с боярством. Царь, не стесняясь, говорил об измене бояр, притеснениях и обидах, причиненных ими народу. Отречение царя и его апелляция к народу привели в движение низы и вызвали призрак народного восстания. Опасность волнений полностью дезорганизовала аппарат управления: «все приказные люди приказы государьские отставиша, и град отставиша, никим же брегом»[974].