Философия молодой Византии, как и вся ее культура, испытывала большое влияние античной традиции. Преобладал платонизм в двух его проявлениях — старом (стоицизм) и новом (неоплатонизм). Однако в это время была актуальна не философская, а религиозная принадлежность. К примеру, такие разные писатели, как Прокл Диодох и Псевдо-Дионисий Ареопагит, принадлежали к неоплатоникам; тем не менее их позиции расходились, так как первый был язычником, второй — христианином[10]. Василий Великий не был исключением. Его неоплатоническое миросозерцание трансформировалось через христианское вероучение и евангельскую этику.
Но не следует полагать, что проповедь философски ориентированного Василия Кесарийского предназначалась для интеллектуальной элиты. В связи с тем, что богословские споры и ереси IV в. пронизывали все византийское общество и задевали интересы даже низших слоев населения (например, вопросы принадлежности к той или иной стороне, подчинения тому или иному епископу, посещение определенной церкви), возникала заинтересованность в самих проблемах, послуживших причинами споров. Такое явление было характерно только для христианства; оно дало Григорию Нисскому, родному брату Василия, повод к сетованиям: «Все полно таких людей, которые рассуждают о непостижимых предметах, — улицы, рынки, площади, перекрестки; спросишь, сколько нужно заплатить оболов, — [в ответ] философствуют о рожденном и нерожденном; хочешь узнать о цене хлеба, — отвечают: Отец больше Сына; справишься, готова ли баня, — говорят: Сын произошел из ничего»[11]. В то же время «язычники из низов не проявляли ни малейшего интереса к метафизико-теологическим проблемам и материям»[12]. Естественно, что подобное положение вещей стимулировало появление риторического богословия, синтеза теологии и публицистики, направленной на разъяснение христианских догматов широкой аудитории. Дополнительным фактором служила, как уже указывалось, опасность распространения еретических заблуждений, которую хорошо себе представляли христианские проповедники. Следует отметить, что Церковь вообще активизировала процесс повышения грамотности низших слоев византийского общества[13].
Тем временем христианская риторика к IV в. достигает своего расцвета — она существует параллельно с гражданской[14] (последняя угасла к VII в.). Это так называемый период «второй софистики», когда опять пробудился интерес к изящному слову. В то время существовало три вида христианского риторического выступления: экзегетическое (толкование Писания), дидактическое и собственно богословское.
Что касается риторических пристрастий Василия Кесарийского, то его идеалом был известный в то время языческий оратор Либаний. Тем не менее он отказался от либаниева эстетства и эгоцентризма, сохранив в то же время ясность, простоту и четкость мысли. Василий не был писателем «по призванию» — его вынуждала жизнь[15]. Его ближайший друг Григорий Назианзин писал: «Кто сравнится с ним [Василием] в риторстве, хотя нравами не походил он на ритора?»[16] Потому прагматика проповеди как способа донести Слово Божие аудитории для него была на первом месте. Риторика же, как и для первых апологетов — лишь средство.
Необходимо отметить, что беседы Василия — это реально произнесенные проповеди. В них часто встречается указание на актуальность той или иной темы: «Нынешний день — преддверие поста»[17]. Или: «Вчерашние зрелища побуждают меня к слову»[18].
Основное качество проповеди Василия — ее динамичность. Известно, что он требовал от слушателей живой и непосредственной реакции, вопросов. «Как мне непрестанно задавали вопросы, так и я мог сказать, что мною принято. А вам советую всеми силами домогаться услышать от меня... что благоугодно Богу»[19]. К сожалению, позднее церковная проповедь значительно формализовалась.
Речь самого Василия также богата вопросами; их можно считать риторическими, хотя не исключено, что они подразумевали ответы со стороны слушателей. Вопросительные интонации, кроме прочего, подталкивают аудиторию к рефлексии, выбору. Вот как говорит Василий по поводу принятия крещения: «И ты откладываешь, раздумываешь, медлишь? С младенчества оглашаемый учением, доселе еще не приступил к истине? Всегда учась, не пришел еще в познание?»[20] Подобные обращения автора к аудитории, к абстрактному слушателю («ты») или ко всему собранию («вы»), очень часты. «Богат ты? не преобидь поста, не удостоив дать ему место за своей трапезой»[21]; «А я, возглашая вам спасительную проповедь...»[22].