Начало пути

В течение нескольких секунд человеческий поток из леса не прекращался. Лысое подкрепление не переставало прибывать. Люди выстраивались в ряды, занимали позиции перед поваленными деревьями и пресекли возможность пересечь тракт.

— Уже больше сотни, — выдохнул Вилибальд, нервно сжимая в руках арбалет.

— Кто это? — обратился я за разъяснениями к Каталаму. А затем увидел его напряжённое лицо, увидел желваки на скулах, увидел сурово сведённые брови и понял, что он точно знает кто это такие. И эти знания его совсем не радуют.

— Покаянники, — ответил тот. Лицо его было мрачнее тучи.

Такой ответ меня совершенно не удовлетворил. Пока лысые люди прибывали, я решительно потребовал объяснений, потому что ни о каких «покаянниках» ранее слыхом не слыхивал.

— Очередной культ, — тяжко вздохнул Каталам. — Очередной культ под крылом у церкви. Это покаявшиеся. Смирившиеся и принявшие кару Фласэза. Агрессивные и ревностные фанатики догматов смирения. Но ими движет не желание встретить приход триединого Бога, не желание преклониться перед анираном и устлать его путь цветами. Ими движет желание заставить покаяться ещё не покаявшихся. Заставить каждого признать греховность прежней жизни. Это, аниран, — безжалостные и фанатичные убийцы. Те, кем церковь готова пожертвовать и те, кто ради церкви готов пожертвовать каждым.

— Боевое мясо, — прошептал я, больше отвечая своим мыслям, чем Каталаму.

— Они бесстрашны, безжалостны и беспощадны, — будто не услышав меня, продолжил говорить сотник, крепче сжимая меч. — Они притупляют ощущения с помощью отвара из листьев дерева Юма. Это очень вредно, потому что вызывает выпадение волос, постоянный озноб и зуд в теле. Но отвар придаёт сил, убивает чувство голода, разгоняет страх и притупляет боль… Мне уже приходилось иметь дело с этими мерзавцами, аниран. После появления карающего огня, подобные им резали и уродовали женщин, обвиняя их в грехе бесплодия. А теперь, насколько мне известно, они промышляют тем, что грабят деревни и, в назидание, наказывают каждого, кто осмелится выразить несогласие с догматами смирения.

— Это храмовники? — удивился я.

— Нет. Храмовники — это воины церкви. Они подчиняются приказам. Эти же чересчур жестоки. Церковь использует их для распространения страха и подавления инакомыслия. И… и щедро снабжает листьями дурмана.

— Которые выращивают в садах при каждому храме, — задумчиво прокомментировал я, вспомнив рассказы людей из лагеря.

— Верно, — согласился Каталам. Затем внимательно посмотрел на меня. — Они знали, что мы идём этой дорогой. Знали, и встретили. Не стоило так беспечно сообщать о себе в каждой деревне… Видимо, кто-то послал гонца или…

— Сирея? — предвосхитил я.

— А может это они, — Иберик не отрывал взгляда от приближающихся «эстов». — Одни встретили нас по пути и двигались следом. Другие этот путь перекрыли. И, вон, чёрный дым пускают. Словно знак подают… Надо что-то решать отец! И решать быстро.

— Церковь хочет остановить анирана, — пробормотал Каталам, пропустив слова сына мимо ушей. — Она знает, что он идёт… Будем прорываться в лес!

— Думаешь, мне не договориться с ними?

— Нет, — уверенно ответил мне сотник. — Кто-то следит за нашим передвижением и намерен помешать анирану попасть в столицу. Покаянники здесь совсем не случайно.

Под аккомпанемент его слов «покаянники» протяжно завыли. Наконец-то все они выбрались из леса и выстроились в несколько рядов. И их было гораздо больше, чем нас.

Но это протяжное вытьё перебил залихватский свист.

— Смотрите! — Иберик вновь указал на двух всадников. Те подняли руки над головой и медленно приближались к остановившейся колонне.

— Уберите луки! — закричал я. — Не цельтесь в них! Вилибальд, опусти арбалет!

Примо Тантал всё в том же металлическом шлеме и блондин подъехали к стоявшей поперёк дороге карете. Я вышел им навстречу и тоже поднял руки.

Безымянный блондин выглядел скверно: он пошатывался и еле держался в седле. Сквозь лёгкую рубаху проглядывали куски ткани и пятна засохшей крови, будто он долго истязал сам себя, а затем неумело перевязал. Примо Тантал держался куда увереннее. Он остановился передо мной, убрал забрало и уставился на перегородившую дорогу баррикаду. Затем издал непонятный звук, прислонил кулак к груди и молча поклонился.

— Примо Тантал… — начал было блондин. Но я его прервал.

— Не утруждайся. Ты и так плохо выглядишь. Не хочу, чтобы ты потом опять расплачивался болью. Я и так всё понял… Примо Тантал, вы готовы сражаться рядом с анираном?

Молчаливый фанатик коротко кивнул, указал на меня пальцем в кожаной перчатке, затем ткнул в сторону «покаянников», обвёл рукой круг и с силой ударил в ладонь кулаком. Потом привстал в стременах и протяжно засвистел, подзывая застывшую в отдалении паству. Молчаливые мужики, ожидавшие приказа, встрепенулись и сорвались с места.

Я кивком головы поблагодарил примо Тантала:

— Я рад, что вы будете биться за нас.

Примо отрицательно покачал головой и вновь указал на меня пальцем.

— Нет, аниран, — Каталам перевёл жесты на человеческий язык. — Они будут биться не за нас. Они будут биться за тебя.