Начало пути

Деньги, доставшиеся им от Хардина, Иван с Полиной тщательно пересчитали. Там оказалось четыре тысячи пятьсот золотых рублей и тысяча триста рублей серебром. Вместе с теми золотыми и серебряными рублями, что были у них свои и теми, что дал с собой дочери Тихон Никитич, получалось более шести с половиной тысяч рублей золотом и двух тысяч серебром, не считая бумажных ассигнаций. В общем, если бы кто-то дознался, что в поясе и белье жены есаула зашито столько необесцененных денег?… Даже носить на себе столько золота и серебра было нелегко. Тем не менее об этом не знала ни одна душа, а Иван с Полиной держали себя крайне скромно, не покупали ни хороших продуктов, что изредка из под полы продавали втридорога отдельные ловкачи, ни чего другого. На завещание, что перед смертью написал и скрепил своими подписью и печатью Ипполит Кузмич, супруги не особо надеялись. До Харбина надо еще добраться, и не было никакой уверенности, что там этому завещанию поверят…

На перевале Сельке, почти на самой границе Анненков разбил свой последний лагерь на территории России и назвал его «Орлиное гнездо» – он любил все яркое, громкое и не мог отказать себе в этой слабости даже накануне полного краха. Отсюда атаман начал переговоры с китайскими властями об условиях перехода через границу. Переговоры затянулись, потому что китайцы разоружали и размещали уже перешедшие границу войска и беженцев Бегича и Дутова.

Условия жизни в «Орлином гнезде» были ужасающие: высокогорье, морозы, ветра, снегопады, переходящие в проливные дожди и наоборот. Люди голодали, и вновь замахал своей страшной косой тиф. От него за месяц погибло несколько сот человек. Каждый день долбили кирками и ломами каменистую почву под могилы, каждый день хоронили. Продолжало падать и моральное состояние войск. Карательные и охранные функции в лагере и вокруг теперь в основном несли атаманцы. Они вылавливали и расстреливали дезертиров. Карательные действия нравственно разлагают даже испытанные воинские части, а атаманцам в марте-апреле слишком часто приходилось заниматься палаческим ремеслом.

Иван очень боялся за Полину и старался, чтобы она одна без него или кого-то из пользующихся его доверием земляков никуда не ходила. В лагере росло напряжение: масса холостяков смотрела на немногих женатых с неприязнью, а на их семьи как на обузу. Иван не был настолько близок к Анненкову, как его старые партизаны, начинавшие с ним воевать еще в 18-м году, а брата Степана Анненков услал еще в феврале с особым заданием на Бухтарминскую линию. Поэтому обратиться напрямую к атаману, и поделится своими опасениями он не мог. А слухи один тревожнее другого будоражили лагерь. Особенно взволновало Ивана известие, что командир Манчжурского конно-егерского полка, китаец, предлагал атаману всех женщин продать в Китай за хлеб. Атаман вроде бы ответил отказом, но такое не могло не породить много нервозности и кривотолков. В один из дней начала мая случилось то, что исподволь назревало уже давно…

Иван и Полина спали в своей палатке, не раздеваясь, завернувшись в бурку и тесно прижавшись, согревая друг друга. Иван сквозь сон услышал, что снаружи происходит нечто необычное. Откуда-то с другого конца лагеря доносились команды на построение и характерный звук бряцания оружием. Он осторожно высвободился из объятий Полины и вылез из палатки… Стояло промозглое сырое утро. Весь лагерь еще спал за исключением той стороны, где располагался Оренбургский казачий полк. Там строились, седлали коней…

– Ваня, что случилось? – Полина высунулась из палатки.

– У оренбуржцев что-то стряслось. Я пойду, узнаю, – ответил Иван застегивая шинель и протирая заспанные глаза.

– Я с тобой, – Полина тоже стала спешно надевать полушубок, сшитый для нее еще в Усть-Бухтарме для верховых прогулок.

К расположению Оренбургского полка стягивались люди со всего лагеря. Полк с оружием и с лошадьми в поводу построился и чего-то напряженно ждал… Оказалось, ждали делегацию полка во главе с командиром, отправившуюся в штаб к атаману. Наконец депутация появилась и предстала перед строем, в руках командира белела бумага.

– Атаман подписал приказ, согласно которому бандиты, которые совершили преступление в отношении офицеров, жен и детей чинов нашего полка будут арестованы и казнены. Арестованы и казнены нами! – провозгласил командир Оренбургского полка.