Через некоторое время в лагере распространились подробности жуткой истории, случившейся в прошедшую ночь, на одной из застав, где сотня Атаманского полка несла караульную службу, прикрывая подход к лагерю от возможного нападения красных. Семейные офицеры и казаки Оренбургского полка, так же как и Иван переживали за своих жен и детей. Они были напуганы всевозможными слухами, в том числе и мнением ряда холостяков, что женщин надо так же «по-братски» поделить на всех, как и пищу, или последовать совету командира Манчжурского полка. Видимо, оренбуржцы уже не очень надеялись на атамана, известного своим абсолютным безразличием к женщинам. Потому, они решили своих женщин и детей тайно переправить в Китай и далее препроводить в лагерь к Дутову под Кульджой. С этой целью несколько семей, в сопровождении офицеров в ночь тайно поехали к границе… Но они в темноте заблудились и напоролись на заставу атаманцев, которые в ту ночь несли службу будучи основательно пьяными. Между ними произошел инцидент, в ходе которого атаманцы перестреляли оренбургских офицеров, а женщин и девочек сначала многократно изнасиловали, а потом изрубили шашками. Спаслась лишь тринадцатилетняя дочь вахмистра, которая сумела вскочить верхом на лошадь и прискакать назад в лагерь и все рассказать отцу…
Иван хотел узнать подробности у Кости Епифанцева, но не мог его найти… пока ему не сообщили, что сотник Епифанцев еще полторы недели назад скончался от тифа, на день пережив жену, а перед тем они схоронили его мать, за которой ухаживали и от нее же по всей видимости оба и заразились.
Казнили виновных атаманцев публично. Из Оренбургских сотен вызывали добровольцев, родственников погубленных женщин и друзей погибших офицеров. Атаманцев, еще не до конца протрезвевших, мучающихся с похмелья… рубили по казачьи, со знанием дела, чтобы подольше мучались, истекали кровью… Иван хотел увести Полину, но та вдруг одного из казнимых узнала:
– Вань, помнишь, я тебе говорила, в Осинке… Это тот самый, который предлагал мне… поперек седла, – она указывала на молодого, не старше 22-24-х лет старшего урядника с всклокоченной шевелюрой и разбитым в кровь лицом…
После этих жутких событий обитатели «Орлиного гнезда» словно очнулись. Люди как-то сами по себе стали терпимее, будто шоры ненависти и злобы с них спали, и человеческое, наконец, начало побеждать животное, звериное. Пасху 1920 года анненковцы встречали еще в лагере. В святую ночь люди не спали, сидели у костров, в свете которых кружились и падали редкие снежинки. Ровно в полночь все встали и руководимые отцом Андреем дружно пропели пасхальное песнопение «Христос воскресе». Потом стали приветсвовать друг друга: «Христос воскресе»…. «Воистину воскресе» и братски целоваться…
В середине мая китайцы, наконец, разрешили переход на их сторону. На последнем перевале, артиллеристы подполковника Грядунова расчехлили орудия и взрыхлили своими последними снарядами горное плато, написав гигантскими буквами: МЫ ВЕРНЕМСЯ!
8
Павел Петрович Бахметьев по-прежнему намеренно не претендовал на первые роли в уездном ревкоме, занимая скромный пост заведующего управлением народного образования. Руководящие директивы по данному ведомству требовали полнейшего искоренения старой образовательной системы в уезде и заменой ее новой, призванной воспитывать подрастающее поколение преданной не царю и православной вере, а советской власти. Когда Красная Армия с боями брала станицы на Горькой линии, то политотделам наступающих войск вменялось обязательное уничтожение библиотек в станичных школах. Но Бухтарминскую линию взяли без боя, потому огульного, под горячую руку уничтожения библиотек в поселковых школах и станичных высших начальных училищах не было. Этим не очень приятным делом и пришлось руководить Павлу Петровичу. Он, будучи человеком компетентным, не стал сжигать книги прославляющие царя и старый режим… он просто ездил по школам и терпеливо изымал их. Второй задачей, которую он решил, стала организация курсов для подготовки новых кадров учителей. Из старых учителей, преподававших в казачьих, церковно-приходских и министерских школах, остались на своих местах единицы, но и они вряд ли могли соответствовать новым требованиям. Из разных уголков уезда в Усть-Каменогорск на эти курсы съезжалась «социально подходящая» молодежь, в основном из наиболее грамотных крестьян-новоселов, для подготовки сельских учителей. Уже с сентября этого, двадцатого года новые советские школы должны были заменить старые.