Начало пути

— Шелестов? — вырывается у него. Лесенко и Поляков, узнав меня, расслабляются. На их лицах появляются наглые ухмылки.

Вперед выходит Ваня с Мишей.

— Ну-ка Михаил, расскажи, что тут происходило, — поворачиваюсь к малышу.

— Я в туалет зашел, а тут эти, — шмыгает носом ребенок, — курят.

Школьник замолкает. Под наглыми взглядами сявок он съеживается и опускает голову, рассматривая поцарапанную плитку на полу.

Поднимаю ладонью его подбородок:

— Миша не бойся, говори, как есть, мы разберемся.

— Они спрашивают: «Деньги есть»? — хмуро бубнит парень, — а я им «нету».

Вот этот, — палец школьника утыкается в улыбающегося Недельского, — говорит, «не ври, выворачивай карманы мелкота». Я отказался.

Паренек замолчал.

— Продолжай Миша, не робей, — подбадривает его Ваня.

Ну он меня того, ударил, нос разбил, — на последней фразе голос ребенка дрогнул, — карманы вывернули, тридцать копеек забрали.

— Понятно, — мой голос холоден как лед.

— Ну и чего ты нам сделаешь? — улыбается Недельский, — В ментовку побежишь?

Дверь снова с протяжным скрежетом распахивается, и ухмылка с физиономии Антона пропадает. За моими плечами вырастают внушительные фигуры Мансурова и Смирнова. Сзади маячит веснушчатое лицо запыхавшегося Пашки, подпершего спиной захлопнувшуюся дверь.

— Нет. Не побегу, — усмехаюсь я, — Зачем? Сами вас воспитывать будем.

— Ты чего? — подает голос Лесенко, — Вообще, оборзел Шелестов? Смотри, и не таким рога отшибали.

Молчу. С этими уродами дебаты бессмысленны. Они понимают и уважают только силу.

Резко бью костяшками левой в солнечное сплетение Недельскому. Сявка охает, и сгибается пополам. Ладонью захватываю запястье Лесенко, и с силой сдергиваю его с подоконника. Он с грохотом шлепается на пол как лягушка, раскорячив в разные стороны руки и ноги, получает удар ногой по бедру от Волкова и трамбует животом плитку. Быстро выдвинувшийся вперед Мансуров коротким левым боковым сшибает Полякова как кеглю.

Ударом ладони по затылку отправляю Антона на пол, к остальным сявкам.

— Ах ты сука, — стонет Недельский, но болезненный тычок ногой по почкам, заставляет его заткнуться.

— Бить детей и забирать у них деньги может только говно, — сообщаю скрюченному на полу Антону, — сейчас мы отправим тебя в родную среду.

Подхватываю сявку подмышку, поднимая его.

— Давайте Ваня и Серега подключайтесь, Мансур посмотри за этими, пусть лежат смирно, — командую я.

Боксер кивает, Смирнов и Волков послушно хватают Недельского.

Антон упирается, но мы волочим его к белому кружку параши.

Моя рука упирается в его затылок, заставляя голову нагибаться вниз, прямо в вонючее и запачканное коричневыми потеками очко.

— Не надо, пожалуйста, я больше не буду, — дрожащим голосом умоляет Недельский. И куда только подевалась его наглость и самодовольство?

— Отвечаешь за свои слова? — уточняю я, продолжая направлять его башку в загаженную ямку параши.

— Отвечаю, гадом буду, — хрипит Недельский, — я завязал. Пидаром буду, если еще кого-то трону.

— Ладно, поверю тебе на первый раз, отпустите его ребята.

Смирнов и Волков разжимают руки. Антона трясет мелкой дрожью. Его грудь ходит ходуном, с шумом вбирая в себя воздух.

— Давай обратно, — тычком, направляю его в соседнее помещение, к распростертым на полу дружкам.

Там картина все та же. Лесенко и Поляков глотают пыль, вытирая собою грязь. Между ними с видом надзирателя стоит Тимур. Дверь по-прежнему подбирает спиной Пашка. Рядом с ним привалился к стене Миша. В глазах ребенка светится нескрываемое удовольствие.

— Отдохнули? — интересуюсь я.

Сявки что-то неразборчиво мычат в ответ.

Можете встать, — милостиво разрешаю я.

Лесенко и Поляков медленно поднимаются и оттряхиваются, прожигая меня ненавидящими взглядами. Поляк щупает ладонью челюсть и кривится. Больно? А ты как думал?!

— Верните ребенку его деньги, — требую у сявок.

Недельский нехотя залазит в карман, и достает горку мелочи. Из кучки монет, выбираю двадцать и десять копеек.

— Держи Миш, — протягиваю ребенку монетки.

— Спасибо, — маленькая ладошка проворно хватает копейки.

— Остальные деньги тоже у малышей забрал? — интересуюсь у Антона.

— Нет, это мои. Родители на столовую давали, — бурчит он.

— Прячь их обратно. Нам чужого не надо.

— Теперь так уроды. Хором приносите извинения Мише. Затем наводите порядок в помещении. Все бычки — в мусорку. Если откажетесь, будем продолжать ваше воспитание мужскими методами, с поочередным маканием в парашу. Вопросы есть?

— А если мы на тебя директрисе пожалуемся? — злобно смотрит на меня Лесенко, — Не боишься?

— Нет, — спокойно отвечаю я, — во-первых, тогда к Нелли пойдут Миша и Таня и расскажут о том, как вы избиваете младшеклассников, и отбираете у них деньги. Заодно и платочек с пятнами крови продемонстрируют.

Во-вторых, мне стало об этом известно, и я подошел и побеседовал с вами без рукоприкладства. Все здесь присутствующие подтвердят. Правда, ребята?

— Конечно, — Иван солидно кивает, — мы никого не били. Просто предупредили, что расскажем обо всем Нелли. А вы испугались, решили сами первыми к ней побежать, и наврать всякие гадости.