Я продолжаю знакомить его с последующим событиями. Рассказываю ему про Афганистан, появление Ельцина, его противоборство с Горбачевым, крах ГКЧП и приход «царя Бориса» к власти.
Дед внимательно слушает о дикой инфляции, закрытии заводов, многомесячных невыплатах зарплат, замороженных вкладах на сберкнижках, пенсионерах, роющихся в мусорных баках, приватизации и темнеет лицом. Когда дохожу до расстрела Белого дома и войны в Чечне, на его стиснутых челюстях набухают желваки, а расширенные зрачки сверкают искренней злостью.
Замолкаю. Несколько секунд над полянкой стоит тишина. Генерал-лейтенант осмысливает мой рассказ.
— Ах ты ж, — красный от гнева дед с силой бьет кулаком по бревну, и выдает такую матерную тираду, что меня пробирает до костей.
Мне удивительно слышать от Константина Николаевича забористые ругательства из лексикона портовых грузчиков. Раньше в моем присутствии генерал себе ничего подобного не позволял. Теперь я понимаю, насколько он потрясен.
— Слушай внук, а это не может быть ложной информацией? — безнадежно интересуется дед, — ну привиделось тебе что-то не то?
— Нет, все так и будет, если мы не сможем этому помешать, — спокойно отвечаю, глядя ему в лицо.
— Да откуда ты это можешь знать? — взрывается Константин Николаевич.
— Просто знаю. Тебе придется мне поверить, — делаю многозначительную паузу, — или не поверить. Выбор за тобой.
Мгновение генерал-лейтенант смотрит мне в глаза, а потом отводит взгляд.
— Ладно, считай, что я тебе верю, — в подрагивающем голосе деда слышится невероятная усталость, — такого придумать, да еще с такими подробностями семнадцатилетний мальчишка точно не может. И что ты предлагаешь?
— Дед, нам нужна поддержка на самом верху. Прежде всего, надо выходить на Григория Васильевича Романова и Петра Мироновича Машерова. Это порядочные люди во власти. Они могут стать нашими единомышленниками.
— Ты вообще представляешь, что говоришь? — брови генерал-лейтенанта изумленно взлетают, — прорваться к ним трудно, там тройное кольцо из стукачей и ГБ-шников. Но допустим, я нахожу возможность встретиться с ними. Если как следует поразмыслить, технически эту задачу можно решить. Но после такого рассказа они сразу же санитаров вызовут, и меня в психушку упрячут. И будут абсолютно правы. Потому что, поверить в это в здравом уме невозможно. Если бы ты мне тут не рассказал о том, что знать никак не мог, то и я бы сам тебя послал далеко.
— Я это понимаю. Вот теперь мы подходим к самому главному, — назидательно поднимаю палец вверх, — доказательствам. Я знаю, как их убедить.
— И как же? — иронически интересуется дед.
Вытягиваю из кармана куртки сложенную вдвое тетрадку, разворачиваю и протягиваю генералу, — возьми.
— Что это? — Константин Николаевич, нахмурившись, открывает первый лист.
— Неоспоримое подтверждение моих слов, — торжественно заявляю я, — здесь по дням расписаны все мировые события, которые произойдут в октябре 1978-ого года.
Дед лезет во внутренний карман пиджака, достает футляр, вытаскивает из него очки и, водрузив их на переносицу, сосредоточенно читает вслух мои заметки.
— Второе октября. Участники конференции Лейбористской партии голосуют против политики ограничения роста заработной платы, проводимой лейбористским правительством. Четвертого октября. В столице Ливана Бейруте опять начнутся военные действия. Погибнет около 500 человек. Пятое октября. Правительство Швеции терпит поражение при голосовании о вопросе атомной энергии, и в полном составе уходит в отставку.
Тетрадка захлопывается. Константин Николаевич поднимает ошеломленный взгляд на меня.
— Если все это подтвердится, — голос деда внезапно хрипнет, — ты хоть понимаешь, какую ценность ты представляешь для разведок и правительств всего мира? Человек способный спрогнозировать будущие события в экономике и политике — сокровище для любой страны похлеще пещеры Алладина. Представляешь, что могут сделать, и на что пойдут, чтобы получить такой источник информации? Тебя могут всю жизнь держать в каком-то бункере, а при необходимости, если сочтут целесообразным, зачистят всех нас, как носителей опасных сведений стратегического характера. Причем не только КГБ, но и любая другая спецслужба, обладающая достаточной влиятельностью и ресурсами.
— Понимаю, — спокойно встречаю взгляд генерала, — и полностью осознаю все возможные последствия и опасность, которой подвергаю себя и вас. Но я хочу спасти страну. Держать в себе все это и ничего не предпринимать, не могу. Поэтому и обратился к тебе.
— Правильно сделал, — одобряет Константин Николаевич, — твою тетрадку я сожгу, чтобы не светить подчерк. А сведения перепишу сам на машинке.
— Дед, я помню, ты дружишь с Петром Ивановичем? — вопросительно смотрю на генерала.
— Ивашутиным? — уточняет Константин Николаевич.
Утвердительно киваю.
— Можно обратиться к нему, если ты, конечно, уверен в Петре Ивановиче. Нам нужны его возможности и ресурсы.
— Мне надо поразмыслить, как следует, — дед задумчиво почесывает подбородок, — любая ошибка может оказаться для нас первой и последней. Надеюсь, ты это понимаешь?
— Да.