Начало пути

Дальнейшее Райчо помнил слабо. Маячили не то огоньки, не то звезды у горизонта. Перед глазами все чаще и чаще стали вспыхивать, кружиться и рассыпаться радужные пятна. Райчо уже не понимал, сколько времени, куда и зачем он плывет. Казалось, что никогда не было ни родного дома над речкой, ни Рущука, а есть, были и будут бесконечно-мучительные движения ноющего от усталости тела.

Но вот впереди всплеснулось, обдало брызгами, блеснули сквозь нависшие волосы глаза. Кто-то крепко подхватил Райчо и потащил, по телу хлестнули стебли камыша, донесся приглушенный голос:

— Чего там, Гришка?

Над самым ухом пророкотало:

— Мальчонка. Совсем выдохся.

— Откуда же он?

— А кто его знает, может, с берега свалился или лодка опрокинулась. Вот и несло. Река-то шибко крутит.

Райчо положили на холодную от росы траву. Тело сотрясала сильная дрожь. Перед глазами появились бородатые лица. Райчо казалось, что он быстро говорит, кричит, а по щеке похлопали ладонью.

— Эй, парень, немой, что ли?

— Чего немой? Закоченел. Вишь, рот в куриную гузку свело. На тот берег показывает.

— А это что за штуковины?

Послышались глухие щелчки.

— Тыквы пустые сушеные… Э-э, брат, да неужто ты с того берега?

— Шутка, годок. Ширина реки почитай версты две будет. Утоп бы.

— Тыквами обвязался, вот и не утоп. Хитер парень. Федька, я оденусь, а ты положи его на шинель, растирай. Да только не жми, это ведь дите, а не конь.

— Братко… аз българин… българин… от Рущука съм… переплувах Дунава… да дойда при вас… да ви кажа нещо…

— Слышь, Гришка, ожил, залопотал…

Вдруг оба вскочили, щелкнули взведенные курки.

— Стой! Кто идет?

— Свои. Гусарского полка подпоручик Усть-Уйский.

Звякнула сабля. Перед Райчо появилось усатое скуластое лицо. На голове была высокая шапка с кивером, на груди блеснули толстые шнуры. Райчо снова стал протискивать сквозь чечетку зубов слова:

— Заведете… при вашите офицери, ще им кажа нещо…

— Я и есть русский офицер.

…Потом была теплая колючая тьма, покачивало, пахло лошадью. И внезапная мысль обожгла Райчо: «А вдруг сейчас турки уже плывут через Дунай?» Он начал выбиваться из шершавой темноты, над головой послышалось нараспев:

— Ваш скородь, брыкается, лопочет что-то…

— Держи крепче. До лагеря недалеко.

Втащили в палатку, зажгли фонарь. Скуластый офицер крикнул:

— Акимыч, вздуй костер, чай вскипяти.

За палаткой трепыхалось пламя костра. Потом, откинув полог, вошел солдат тоже со шнурами на груди. В одной руке он держал разрисованную цветами кружку, в другой — закопченный медный чайник.

— Сахару положил?

— Так точно, целых четыре куска. — Солдат достал из кармана сверток и спросил: — Ваш скородь, а вот это они едят? Сало, еще домашнее… свиное же…

— Давай, как раз пойдет.

Подпоручик усадил Райчо на чурбак перед столиком, налил кружку.

— Пей да сала, сала побольше ешь, сил набирайся.

Райчо, обжигаясь, кашляя, глотал что-то очень горячее, сладкое, душистое, перехватывающее дыхание, и с каждым глотком на душе становилось теплее и веселее.

Донесся топот копыт, что-то звякнуло, в палатку вошел черноусый солдат.

— Так что, ваш скородь, их выскородь дежурный адъютант приказали перебежчика срочно доставить прямо к светлейшему.

Встав и застегиваясь, подпоручик проворчал:

— Перебежчик? Он не перебежчик, герой, патриот!

Он помог Райчо подоткнуть повыше полы шинели, на руках вынес из палатки и усадил в седло.

Приехали в Журжево к двухэтажному дому, в котором светились окна. Райчо прошлепал босыми ногами по чистому дощатому полу, поддерживая полы шинели. Поручик ввел его в освещенную комнату и доложил генералу в очках. Тот сел на стул и поманил Райчо к себе.

— Слушаю вас, юноша.

И Райчо выпалил:

— Ваше височество, турците се готовят да минать Дунава и да ви нападнат тук в Влашко. Тая нощь переплувах Дунава за да дойда и ви сообща.

— У Влашко, значит, — произнес генерал, встал, опершись о колени, подошел к столу, возле которого стояло несколько офицеров, и посмотрел по карте. Один из офицеров стал расспрашивать Райчо по-болгарски.

Поправив очки, князь Горчаков произнес:

— Та-ак, Омер-паша… две орды, значит, четыре или шесть пехотных или две-три кавалерийских дивизии за Рущуком в долине Лома. Место для сосредоточения выбрано правильно, не просматривается нами. Вполне возможен удар оттуда. — И повернулся к Райчо — Ну, спасибо, герой, благодарю и о награде не забуду. — И повернулся к офицеру:

— Афанасий Никитич, передаю гостя под вашу опеку. Завтра его полностью экипировать от исподнего до шинели и шапки. Да сшить по кости, не ходить же ему этаким шиликуном.

Наверно Райчо проспал бы целые сутки, но его разбудил незнакомый бородатый солдат, помог умыться во дворе, надел на Райчо длинную белую рубаху, подпоясав ее Райчиным каишем, на котором болтались веревочки от кратунок, их наверно срезали казаки. Напоил чаем и, взяв за руку, повел по улице. Встречные солдаты с хохотом останавливались:

— Трифон, что это у тебя за кикимора?

А дядька Трифон степенно отвечал:

— Не кикимора, а настоящий герой. А почему — того знать вам не положено.