Васильев снова улыбнулся, и даже почувствовал себя немного лучше - его, правда, мучила совесть за то, что загубив больше сотни мальчишек, сам он жив и даже без пяти минут здоров. Но капитан постарался отогнать эту мысль - он-то изначально был против приказа, отданного полковым командиром. Но делать было нечего, и выбирать не приходилось - он был обязан совершить то, что было приказано начальством, и поставленную задачу он, пусть и с грехом пополам, но все же выполнил. К тому же, он не мог знать, что в окрестностях никому не нужного и полузаброшенного населенного пункта могло ошиваться больше тысячи архангельцев.
А вот скотина Вексельман это знать был просто обязан!
При этой мысли недавнее благодушие в душе ротного сменилось приступом глухой ярости и бессильной злости на негодяя-командира, именно по вине которого погибла такая толпа молодых ребят. Им тогда следовало ограничиться разведкой, а не занимать оборону в этих проклятых развалинах.
Еще хуже было то, что наверняка полковник обставит дело так, что огромные потери личного состава - следствие ошибок и бездарности ротного командира, сиречь его, Васильева. И формально Вексельман будет прав, ведь Васильев хоть и отправил десяток бойцов на разведку, хоть и предупредил командира о том, что Сямжа будет атакована превосходящими силами, доказать все это вряд ли удастся - Вексельман гарантированно будет все отрицать и утверждать, что Андрей либо вообще ничего не докладывал, либо рапортовал о том, что все ровно, отлично и вообще тип-топ.
Кто мог подтвердить его разговор по рации со своим комполка? Радист Пашка? Ну-ну, слово младшего сержанта против слова полковника, и кому, спрашивается, поверят в штабе корпуса, когда начнется разбор полетов? Был еще лейтенант Москаленко, который вроде как, если верить столпившимся за дверью палаты болтунам, жив и здоров, но и Сергей потерял свой взвод и тоже будет "на карандаше" - даже если он и подтвердит слова Васильева, ему тоже веры не будет.
Словом, дело было дрянь. Нельзя, к тому же, списывать со счетов и того, что Вексельман сорвался на него во время его последнего доклада еще и потому, что он разъярен и раздражен потерей денег, вложенных в то серебро и брюлики, реквизированные Васильевым и его ... получается, что подельниками. И пусть о роли Васильева в этой маленькой авантюре полковник не догадывался (иначе Андрей уж точно об этом знал бы!), но рассчитывать на доброту и понимание озлобленного ситуацией командира, и без того редкостной мразоты, явно не следовало.
Как ни странно, ранение оказалось весьма кстати. Оно, во-первых, придавало ему ореол героя и репутацию боевого офицера, что всегда, при любом раскладе, вызывает определенный пиетет. Он и сам еще с детских лет с благоговением относился к настоящим, прошедшим огонь и воду боевым ветеранам. Таким, как его отец. Затем, под предлогом необходимости лечиться Андрей мог выиграть время, чтобы продумать тактику защиты. А кроме того, сейчас, развалившись на койке, ему только и оставалось, что думать над своими неурядицами, все равно больше ни на что он в данный момент не годился. И самое главное, на нем пока не висел груз ответственности, и не приходилось отвлекаться на служебные дела.
Для начала, подумал капитан, следует поговорить с ребятами. Они, в случае чего, расскажут ему, что творилось в полку, пока он валялся в лихорадке, а заодно подтвердят все, что он им поручит. Привязаны к нему Обренович и Головачев были довольно крепко, не только потому, что были бойцами его роты - общее успешно обтяпанное дельце, за которое оба, опять же, получили солидный куш, как известно, объединяет и сближает. Да и полковник Вексельман особым авторитетом в солдатской среде не пользовался, что дополнительно добавляло Васильеву шансы на то, что парни будут поддерживать его, даже несмотря на полковничьи звезды на плечах Вексельмана.
Но разговор с бойцами пришлось отложить - дверь в палату распахнулась, и решительным шагом в комнату влетел младший лейтенант Кирилл Матвеев. Андрей недовольно покосился на вошедшего, немного раздраженный такой бесцеремонностью - все-таки Матвеев был его подчиненным и мог бы сперва хотя бы постучаться. Тем не менее, он никак не стал комментировать наглость Кирилла - сейчас он был не в том положении, чтобы играть в сатрапа, да и не было подобного в его характере.
Матвеев был молоденьким мажорчиком, сыном отставного генерала, а ныне - крупного бизнесмена и совладельца частной военной компании. Так что привлечь своего лейтенанта на случай конфликта с полковником Андрею было просто необходимо - отцовские связи Кирилла могли пригодиться. А если Васильев сумеет представить дело так, что молоденький летеха в своем первом же крупном деле проявил себя как герой, то отец наверняка за это дело зацепится, чтобы выбить для сына внеочередное повышение. Учитывая, что Кирилл и правда сражался весьма душевно и вел себя мужественно, причем у него на глазах, Андрею даже не пришлось бы сильно приукрашивать истину, расписывая подвиги юного взводного.
Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Александр Николаевич Островский , Жан-Батист Мольер , Коллектив авторов , Педро Кальдерон , Пьер-Огюстен Карон де Бомарше
Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Античная литература / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги