Начало пути (СИ)

- Проходи, - только и сказал Андрей, хотя Кириллу его разрешение словно и без того не требовалось.

- Здравия желаю! - произнес лейтенант, прикрыв голову ладонью и шутливо козырнув другой, подошел к кровати Васильева, протянул руку. Андрей ответил слабым рукопожатием.

- Как обстоят дела? - с ходу перешел к делу Васильев, мучимый не столько любопытством, сколько неизвестностью.

- Конкретно твои, командир, прямо скажу, неважнецки. Вексельман тебя с дерьмом сожрать готов, мол, такого идиота, как ты, не то, что на роту, на отделение ставить категорически нельзя. И хотя, доложу я тебе, это Вексельману я даже отделение не доверил бы, за смерть стольких пацанов ответить все же придется.

В балтийской армии была негласная традиция - в обычной неформальной обстановке два офицера, даже если один из них являлся начальником другого, вправе обращаться друг к другу на "ты" и без чинов. Так считалось по умолчанию, но вышестоящий офицер имел право напомнить младшему о своем превосходстве, и тогда общение строилось в предписанных уставом рамках. Но Андрей подобного формализма чурался, да и не привык еще пока командовать офицерами - роту он получил относительно недавно, и заматереть и забронзоветь пока не успел, хотя привыкание к таким вещам обыкновенно происходит быстро.

- А ты что думаешь? Мы же были с тобой вместе в этом долбаном городишке, и своих бойцов ты тоже потерял. С тебя, конечно, спрос не такой, как с меня - отвечаю за все я один, но наверняка и тебе не раз уже задавали вопрос, как, мол, так вышло, что изо всех офицеров роты на тебе одном ни царапины?

- Не беда! И смотря кто спросит. Я за словом тоже в карман не лезу, и в морду при случае могу прописать. Мне стыдиться нечего, я был в бою и выжил, значит, чуточку умнее, сильнее, ловчее тех, кто остался в этой сямженской братской могиле. И, наверное, я все-таки немного более везучий. - Добавил лейтенант, самодовольно улыбнувшись.

- Это верно, мы были с тобой бок о бок, по крайней мере, до той последней атаки. И ты вел себя очень достойно, яйца у тебя есть, спору нет. Но разве меня можно обвинить во всем этом дерьме? Я тоже от пуль не прятался, там, на самом-то деле, от них при всем желании спрятаться было не так-то просто.

- Все так, - вдруг с лица лейтенанта слетела маска самоуверенности, и Васильев увидел, что Матвеев тоже растерян и тоже переживает из-за случившегося. И тоже далеко не в восторге от позиции полковника, готового приписать себе заслугу удержания стратегического объекта, но при этом намеренного сжить со свету руководившего обороной офицера.

- Я вот только не пойму, - продолжил Матвеев, - как Вексельман собирается совместить несовместимое. Ведь ты, с одной стороны, удержал Сямжу, пусть и положив к херам собачьим наш отряд. И ты достоин не наказания, а награды. А что солдат положил, то худшее, что по справедливости должно тебя ожидать, так это отказ в продвижении по службе. Все-таки, доверять тебе батальон пока рановато. - Лейтенант попытался пошутить и даже выдавил смешок, но развеселить собеседника не сумел. Самого себя, кстати, тоже.

- А что тебя удивляет? Мудрый приказ командира я выполнил, но с приказом выдвигаться со своей ротой к Сямже и занять там оборону я под роспись был ознакомлен еще заранее. Тут соль в другом - я ведь мог запросить помощь, а я якобы ее не запрашивал, хотя в свое время я всю рацию оборвал, чтобы донести до этого тупицы сведения об архангельской группировке, концентрировавшейся в окрестностях поселка.

- Но запись переговоров, насколько мне известно, не ведется?

- Нет, ты же знаешь, как у нас со связью ныне - мы ж не российская армия XXI века, у нас все примитивно. И то, что я докладывал своевременно, и то, что меня Вексельман обругал, матом обложил и не счел нужным даже выслушать, я доказать не смогу. Мое слово против его слова. Капитан, потерявший роту, против полковника, приписавшего себе лавры великого стратега и военного гения.

- Поговори с батей, у него связи ...

- Не хочу его сюда впутывать, я уже взрослый мальчик, знаешь ли, и без папочки могу играть в свои взрослые игрушки.

Матвеев смутился - в словах Васильева ему послышался недвусмысленный намек на его собственного отца, способного в два счета решать сыновние проблемы. Видимо, Вексельман, отправляя васильевскую роту на убой, не подумал о том, что погибни Матвеев-младший в Сямже, его отец нашел бы способ отмстить полковнику. Могло, впрочем, быть и так, что возможную гибель Матвеева Вексельман представил бы как очередной прокол Васильева. И очередной гвоздь в его гробовую крышку.

Смущение лейтенанта не укрылось от внимания Андрея.

- Извини, я не хотел намекать ни на кого, и говорил за себя и о себе.