Начало Руси

Здесь я упомяну об одном отрывке, который, казалось, должен был доставить окончательное торжество тюрко-финской теории. Именно: в интересной и весьма добросовестно составленной монографии г-на А. Попова «Обзор хронографов русской редакции» 1866 года (Вып. I. С. 25) обнародована вставка из одного хронографа, называемого «Эллинским летописцем», по спискам XVI века. Эта вставка заключает в себе ту «Роспись древних болгарских князей», о которой выше мы имели случай упоминать уже несколько раз. Тут мы находим какие-то загадочные фразы на непонятном языке[99]. Последователи энгеле-тунмановской теории поспешили объяснить эти фразы с помощью лексикона мадьярского и других финских наречий. Выходит, что каждому княжению соответствовала формула, обозначающая его княжение. Например: «А лет ему дилом твирем», значит «я исполнен, я совершенен»; шегор вечем – «я есмь помощник»; вереиналем – «я живу в крови» и пр. (соч. Гильфердинг I. 23). «Обычай давать прозвище году, – замечает Гильфердинг, – обычен на Востоке, и мы можем полагать, что он был заимствован болгарами, еще когда они странствовали между Волгой, Доном и Кубанью. В нашей записи каждое княжение имеет подобное прозвище. Эти прозвища представляют любопытный памятник языка завоевателей болгар до слияния их с славянами и служат несомненным свидетельством происхождения орды Аспаруховой» (С. 22).

Темные фразы приведенной записи, по мнению их толкователей, суть не что иное, как памятник того финского наречия, на котором говорили древние болгары и которое долго еще существовало рядом со славянским языком. Но такое заключение по меньшей мере поспешно. Во-первых, значение самих фраз истолковано еще слишком гадательно, и они ждут своего разъяснения от знатоков восточных наречий. Затем нисколько не разъяснено происхождение данной записи и время, к которому она относится. Наконец, к какому бы иноплеменному языку ни принадлежали темные речения, мы не видим никакого повода заключать, что это именно тот язык, на котором говорили древние болгары. Если эти речения принадлежат языку финскому, то опять-таки не забудем близкого соседства угров. В хождении Афанасия Никитина «за три моря» встречаются татарские фразы; но можно ли отсюда заключать, что автор этого хождения был татарского племени? Или предположим, что язык наших офеней, существующий и до сих пор, оставил бы след в каком-либо письменном памятнике допетровской Руси. Можно ли заключить отсюда, что эта Русь была неславянская? Итак, упомянутые загадочные фразы, по нашему крайнему разумению, нисколько не подтверждают тюрко-финской теории. Притом не означают ли они скорее какой-либо счет, нежели формулу? Не имеют ли они какого отношения к секте богумилов? Вообще, подождем более удовлетворительного их разъяснения прежде, нежели делать какие-либо положительные выводы. А между тем укажем на следующее обстоятельство. Помянутая запись, или «Роспись», составлена не ранее XI или X века. Выходит, что болгары тогда еще сохраняли отчасти свой финский или тюркский язык. Возможно ли, чтобы он в те времена ничем иным не заявил себя, кроме нескольких фраз, записанных в каком-то хронографе?[100]