Начало Руси

Таким образом, известные летописные версии начала Руси сводятся к противопоставлению прежде всего поляно-славянской и варяжской концепций. И та и другая в свою очередь подразделяются на варианты, более или менее отличающиеся от основных версий. В новгородском варианте варяжская концепция как бы превращается в варяго-словенскую, о чем ниже еще будет речь. В этой же версии особенно подчеркивается право «законной» династии Рюрика на обладание всеми русскими землями.

Многообразие версий, связанных с возникновением той или иной народности или государства, — явление вполне закономерное. Каждая область и племя располагают своими традициями и вносят реальный вклад в процесс создания целостного организма. И каждая область, при возможности, стремится подчеркнуть этот вклад, хотя бы и за счет явных передержек. Две основные летописные концепции отражают, очевидно, не все многообразие таких идей в домонгольской Руси. В сущности, здесь представлены только киевская и новгородская интерпретация событий. О других мы почти ничего не знаем. Мы не знаем, как этот процесс воспринимался в Смоленске и Полоцке, поскольку летописи этих центров не сохранились. Лишь кое-какие реликты уцелели от традиций Юго-Западной и Чернигово-Тмутараканской Руси.

Некоторые остатки галицко-волынского летописания сохранились и в «Повести временных лет». Заметно больше их в «Истории Российской» Татищева. Преимущественно эти летописи были использованы в XV в. польским хронистом Яном Длугошем. Об основном отличии этих летописей выше говорилось: по Длугошу, Дир и Аскольд являлись местными киевскими князьями, потомками Кия. «Партнерами» полян у него являются радимичи, вятичи и дулебы. Первые два племени в ПВЛ выводились «от ляхов» (под которыми понимались и «поморяне» и «мазовшане»), а третье лишь частично входило в состав Руси, локализуясь в Центральной Европе.

Версии, бытовавшие в Чернигово-Тмутараканской Руси, нашли косвенное отражение в «Слове о полку Игореве». Вопреки настояниям некоторых летописцев, князья вовсе не стремились выстроить свою генеалогию, отправляясь от приглашенного северными племенами Рюрика. Киевские памятники XI в. («Слово о законе и благодати» Илариона, «Память и похвала Владимиру Иакова мниха») не шли глубже Игоря в княжеских родословных. «Слово о полку Игореве» показывает, что даже и в XII в. на периферии сохранялись местные, традиционные представления о ходе сложения Древнерусского государства.

В центре своеобразной княжеской генеалогии «Слова о полку Игореве» стоит образ Трояна, сведения о котором доносит знаменитый песнотворец XI столетия Боян. Загадочный образ породил значительную литературу. Часть авторов (Н.С. Державин, A.C. Орлов, М.Н. Тихомиров, Б.А. Рыбаков) полагали, что имеется в виду римский император Траян. Другая группа ученых (Д.С. Лихачев, А. Болдур, Ф.М. Головенченко и др.) видела в Трояне языческого бога. К этой точке зрения присоединился затем Ю.М. Золотов [650]. В поле его зрения, видимо, не попала третья группа исследователи (Н.И. Костомаров, A.B. Лонгвинов и др.), которые полагали, что за образом стоит кто-то из реальных князей русской истории.

Троян упоминается в «Слове» четыре раза. Первое упоминание связано с обращением к Бояну: «О Бояне, соловию стараго времени! А бы ты сиа плъки ущекотал, скача, славию, по мыслену древу, летая умом под облакы, свивая славы оба полы сего времени, рища в тропу Трояню чрес поля на горы, пети было песне Игореви, того внуку: «Не буря соколы занесе чрес поля широкая — галици стады бежать к Дону Великому…» [651]. Разногласия в этом тексте вызывают фразы «рища в тропу Трояню» и «пети было песне Игореве, того внуку». А. Болдур усматривал в первой фразе попытку Бояна «угадать пути верховного распорядка, начертанного Трояном, иначе говоря, прочитать будущее в книге судеб русского народа» [652]. «Мифический образ, подчеркивающий беспредельность мечты Бояна», видел в этом выражении Ф.М. Головенченко [653]. Но вырванная из контекста фраза вряд ли может быть понята. Оба автора искали в ней лишь подтверждение мысли о том, что Троян — это славянское божество. Однако качествами провидцев и волшебников, по «Слову», обладали и несомненно реальные лица: Боян и Всеслав Полоцкий. Сопоставление же Трояна и Игоря Северского в таком понимании лишается смысла.