К матери у меня и следствия были вопросы, поэтому она будет общаться с дочерью под присмотром. Моим или Морелли. Его чуть не мутило, когда Тореза оказывалась очень близко. Но ничего. Переживет. Я же терпел их всех.
Ради одной маленькой птички.
Во время моего отсутствия в той комнате, которую выделили мне по соседству, будет отдыхать Роберти. Через час я назначил ему время на посту, а пока охранник мог обустроиться в новом жилье.
Дверь я сразу закрыл на засов, чтобы нам не мешали.
Сдернул с себя фрак, жилет, затем сорочку. На встречу с Касимом и Морелли надену что-то поудобнее.
– Не снимай, – прошептал я птичке в губы, заметив ее старания стянуть туфли. – Сделаю это сам.
– Но… – пыталась возразить она.
– Тшшш, – прошипел я и тут же накрыл ее рот своим.
Наслаждался птичкой, утоляя жажду. Приходя в равновесие. Расслабляясь. Так я продержусь и никого не прибью в этом особняке на радость черной Кали. Сегодня у меня снялись вопросы, почему мать Аделин такая, какая она есть. И радовало, что птичка больше похожа на своего отца, как и воспитывалась без вмешательства Руссо.
Не прекращая терзать губы птахи и настойчиво гладить ее язык своим, я за бретели стащил малиновое платье с хрупких плеч до талии. Поймал птичкин резкий вздох, когда крепко сжал горошины сосков. Сейчас я не готов был ее щадить, но и без удовольствия оставлять не намерен.
Аделин, как обычно, быстро откликалась на мои ласки. Ерзала по моему телу, ведо́мая хвостом и руками. Смело бродила узкими ладонями по мне, щедро возвращая жар, которым я делился с ней. Вволю потискав аппетитные ягодицы, надежно придерживал птаху хвостом под зад, я медленно с нажимом вел ладонью по правому бедру до колена, побуждая ее поднять ногу вверх. Птичка, проскользив внутренней поверхностью бедра по мне, немного покачнулась на высоком каблуке и засмеялась. Я медленно снял с нее туфлю и отбросил в сторону.
– Мне нравится твой способ, – шепнула она с улыбкой.
Вторую туфлю птичка потеряла по дороге, в те пару метров, что я нес ее на руках до кровати. Терпение вести игры иссякло. Я и так ждал долго, когда мы сможем остаться вдвоем. Платье снимать не стал. А просто опустил птаху у кровати и развернув ее к себе спиной, задрал одеяние повыше так, что оно все оказалось в районе талии. Аделин сама встала как нужно, наклонилась вперед и оперлась руками на кровать. И обернулась, закусив нижнюю губу, не сводя с меня золотистых глаз. Мне оставалось только отодвинуть прозрачные розовые трусики в сторону и наконец-то погрузиться в нее, так же не отводя взор. Синхронно прикрыв глаза, мы задвигались, снова сплетаясь душами. Я впитывал дрожь ее тела, вырывающиеся стоны и сам тонул в сметающих сознание волнах страсти. От моих интенсивных толчков птичка упала вперед на согнутые руки, продолжая оттопыривать зад и подаваться мне навстречу.
Я крепко держал Аделин за бедра и доводил до исступления нас обоих, окончательно забывая, где мы находимся. Птичка все громче стонала и с моим именем на губах нашла свое удовольствие, резко подтолкнув к нему и меня.
Опустившись рядом, я притянул обмякшую Аделин к себе. Тесно, как только мог. Вдыхал аромат, в который раз думая, как мне повезло встретить ее на Маре. Я мог упасть с другой стороны луны. Не выжить. Или так и влачить жалкое существование в обезображенном виде. С ней же я напрочь забывал о том, каково мне пришлось.
– Не засыпай, девочка, я отнесу тебя в душ. А потом ложись. Вернусь часа через два, а ты будешь под охраной Роберти.
Сонно моргнув, Аделин обняла меня за шею.
В маленькой душевой вдвоем было не поместиться, и я усадил птаху в ванную. Держал гибкую трубку душа, пока она размеренно наносила на себя пену.
– Ты пугающе хорош, Ссашшин, – вдруг выдала она. – У тебя точно должен быть грязный или очень темный секрет. Не бывает таких мужчин, как ты.
– Думаешь, я твой мираж, Аделин? Не обольщайся насчет меня, девочка. Если я такой с любимой женщиной, вовсе не значит, что буду таковым в целом. – Я стек вниз к подножию ванны и опер голову на руки так, чтоб смотреть ей прямо в глаза. – То, что я не помню себя, не мешает мне чувствовать свою силу, Аделин. Но ты в безопасности со мной. Тебя я буду оберегать.
– Ты очень изменился, Ссашшин с того времени, как я встретила тебя, – смело приняла мой взгляд она. – И даже с дня, как мы спасали свои жизни, бежали и прятались в домике на дереве. Ты уже тогда не был простаком. Но сейчас твои слова и действия часто пугают меня. Кто ты, Ссашшин? Я думала, братья Риччи побегут менять штаны. – Хохотнула она, повеселев на миг, и снова вернулась к серьезным мыслям.
– Правда такова, что я могу никогда не вспомнить. Остается жить и опираться на то, что имею сейчас, и на то, какой я по своей сути. Я не готов тратить время и предоставленный шанс выжить на сетования, Аделин. Я устал ждать момента, когда память вернется. Сожаление и ожидание делают нас слабее.
– А что остается мне? – вскинулась она. – На что опираться мне? Я каждый день думаю о том, есть ли у тебя другая женщина где-то там. А может даже жена? Что же делать мне, Ссашшин?