Мы не виделись очень долго. Три года слишком много, чтобы описать ту тоску, что охватила меня, пока я валялся в больнице, где из меня выковыривали свинец, а потом проходил длительную реабилитацию, дабы вновь встать на ноги. Стрелявших так и не нашли, но неравнодушные люди сообщили, что незнакомцы как-то были связаны с баром, куда я любил заходить во время той, прошлой жизни, и выстрелы стали наказанием за дебош и те проблемы, что посыпались на голову руководства бара, когда полиция всерьез взялась за проверку этого места и вскоре по постановлению суда закрыла его. Макса уволили и с тех пор я о нем ничего не знал.
— Вот же ж черт, — произнес директор, вытирая пот со лба, — презентация испорчена.
— Да нет, — ответил я, — все прошло как раз как по маслу.
— О чем ты? Люди возмущены, вон, — мужчина указал на продолжавшие пустеть места, — половина людей уже ушло, а сколько они еще могли тут пробыть, если бы не эта истеричка.
Я встал со своего места.
— А про какие книги она говорила?
— Ничего такого, — махнул я рукой. — Забудь.
На улицу я вышел после всех. Дождался пока парковка опустеет и все машины, стоявшие рядом, наконец смогут выбраться на широкую дорогу. Потом проследовал до своей Ауди и устало забрался в салон. «Это конечно не Гольф» — любил повторять я сам себе, обнимая кожаное рулевое колесо и вспоминая старенький «гольфик» трещавший по швам и предано служивший мне до последнего момента. Клянусь, я почти плакал, когда сдал его в утиль и собственными глазами увидел, как громадный шипастый механизм, словно жернова, перемалывал мою малютку, проглатывая внутрь, как бутерброд с ветчиной.
Потом завел автомобиль, подождал несколько секунд и направился домой, где теперь меня ждала располневшая жена.
Мы поженились сразу после выписки из больницы. Не знаю, что на меня нашло, но кассирша затащила меня в ЗАГС. Колдовство подействовало очень быстро. Мы обменялись кольцами, поцеловались, потом поехали домой и трахались почти целый день, думая, что так и надо. Может и да, а может — нет. Тогда мне было все равно, я хотел жить, мне нужен был кто-то, кому я был в то время необходим. Родители толкали к этому решению почти все время, а когда меня продырявили в нескольких метрах от общежития, вопрос встал ребром. Особенно настаивал отец, веря в скорых внуков и счастливую старость в окружении детей.
На горе ничего такого не произошло. С каждым месяцем совместной жизни сомнения внутри меня только копились. Регулярный секс становился не регулярным, все чаще страсть заменялась обычной штатной бытовухой, когда делаешь «не для…», а «на отъеб…». Дети так и не появились. Все чаще мы молча лежали рядом, отвернувшись каждый к своей стене, подобрав ноги и думая над тем, как бы заснуть и не думать над всем, что накопилось между нами за последние три года.
Она стала другой. И внутри, и снаружи с ней произошли кардинальные изменения. Она потолстела, грудь, красивая прежде, обвисла так сильно, что теперь не напоминала два приподнятых упругих бугорка, став похожими на что-то среднее между переспелой грушей и соплей; бока располнели, в глазах пропал блеск. Она старела очень быстро, хотя всегда говорила, что это гормоны. Я кивал головой, соглашался со всеми ее аргументами, отдаляясь все дальше и дальше, все чаще ловя себя на мысли о разводе.
На следующий день я встретился с Евгением, который как обычно был весел и хорош, держась как настоящий аристократ на приеме у короля.
Решался вопрос новой рукописи. Тиражи продавались, слава вышла далеко за пределы нашего города-миллионника и теперь моего друга звала столица.
— Что говорят? — спросил я, поднося сигарету ко рту.
— Мой агент договорился с самым крупным издательством в стране на эксклюзивную публикацию моего нового романа.
— Угу, — промычал я, прикуривая от зажженной спички.
— Это мой звездный час. Если все пройдет как надо, реклама, презентация, отзывы, я сорву куш, который мне еще никогда не снился.
— Что за роман?
— Мое лучшее. — он гордо поднял подбородок, словно тот был отлит из золота. — «Смерть во плоти». — Громко и не без удовольствия произнес он.
— А, это… — совершенно равнодушно отреагировал я. — Помню ее. Опять про неразделенную любовь.
— Эй, — возмутился Евгений, — что значит «опять»?
— Я думал что-то серьезное.
— Я считал, что три года успеха вытрясли из тебя это дерьмо. — его взгляд стал суровым, — мы ведь договорились, Вик. Ты пишешь то, что от тебя требуют и не задаешь вопросов.
— Мне нужно передохнуть. Я хочу взять перерыв.
— Что? Ты же подписал договор. Деньги выплачены.
— Знаю. Все я это прекрасно знаю. Если хочешь, я могу вернуть издательству каждую копейку.
Евгений повернулся назад, окинув взглядом близстоящие столики, и убедился что внутри кафе не так много народа. Потом наклонился ко мне и разразился страшной руганью.
— Ты в своем уме!?
— Я ожидал немного другого.
— Три года прошло.
— Все слегка изменилось.