Начинающий писатель [СИ]

Трудно было осознавать, что так или иначе все шло именно к такому результату. Нищий писатель никогда не смог бы дать ей того, что она так хотела. Славы, успеха, продвижения по карьерной лестнице и полный триумф. Она могла бы сказать, что я был для нее балластом, тяжелой и неудобной ношей, истершейся за долгие годы и превратившейся в ничто и теперь требовавшей немедленной переработки.

Говорила о чем-то еще. Негромко, едва выпуская на волю слова. Потом отошла от окна и направилась к выходу, попутно о чем-то бормоча себе под нос.

А может мне это все привиделось. Может и не было никакого разговора и Марина только виденье. Призрак, при виде которого каждого начинает трясти и мысли в голове превращаются в кашу. Но нет… она была здесь, почти рядом, бросая на меня вопросительные взгляды и требуя сказать что-нибудь в ответ. Потом послышался смех. Разочарование охватило меня. Она закинула голову назад, обхватила руками растрепавшиеся волосы и чуть было не упала, смеясь и хохоча от одного моего вида.

Потом все закончилось. Она дернула ручку входной двери, оттянула ее на себя и уже была готова проскользнуть через образовавшийся проем, как вдруг остановилась и бросила напоследок.

— Не приходи, Вик, молю тебя. Не делай глупостей, пусть все идет своим чередом.

Я хотел было ответить, но она ушла. Быстро скрылась за дверью, оставив лишь эхо убегавших шагов.

В принципе, на этом можно было забыть о ней, о прошлой жизни, о тех моментах, что так долго согревали мою память, не давая окончательно скатиться в бездну сомнений и алкогольного угара. Но как бывает в таких случаях, боль почему-то прошла мимо. Наверное, Марина была права — перегорело. Остались лишь осколки прошлой любви, которые скорее мучали, чем давали надежду. Стоило от них избавиться и как вдруг все встало на свои места. Облегчение. Странное чувство, приходившее ко мне лишь в минуты запоя, когда, просыпаясь в кровати, я думал лишь о том, как бы не умереть в ближайшие несколько часов.

И вот теперь оно появилось в новом образе.

Я захотел выпить. Очень сильно. Как будто внутри меня прозвучал гонг и огромная толпа спившихся, потерявших человеческий облик пьянчуг, бросились на штурм питейного заведения, попутно готовя сэкономленные за последние несколько дней сбережения.

Занял денег у соседа, поклявшись отдать в ближайшие дни, однако путь в бар на этот раз оказался закрыт окончательно. Но ведь там была ОНА.

Женщина, чей голос был для меня как песнь сирен, чей облик идеально вписывался в мои идеалы той самой, которую ищет каждый мужчина и чаще всего никогда не находит. Я просто не мог отпустить ее, не хотел опять потерять и забыть, ведь для меня ее взгляд, ее слова, ее интересы, так тонко пересекавшиеся с моими, оказались важнее всего. Денег, здоровья, свободы, быть может даже жизни. Кто знает, как сложится жизнь дальше, но она была для меня всем.

Следующие несколько часов прошли в полном молчании. Я смотрел перед собой, держа в руках копию издательского договора и не мог заставить себя поверить, что этот чертов документ подписан и теперь можно забыть о невзгодах и финансовых проблемах. Евгений твердо верил, что это мой путь на верх, к Олимпу, но вот мне все это казалось абсурдом. Я не мог и не хотел писать всю ту чушь, которую от меня ждали. Книга, которую хотели издать, была написана мною очень давно и представляла собой набор небольших рассказов, объединить которые пришлось лишь для удобства чтения и создания необходимого объема. Остальное было для меня вторично. И сюжет, и герои, и прочие детали, превратившиеся теперь в шелуху.

В какой-то момент я заснул. Провалился в черную дыру своего сознания, погрузившись в пучину собственных сновидений, где меня преследовали мои же страхи. И договор… он был там, прямо у меня в руках. Евгений стоял за моей спиной и буквально требовал подписать.

«Ну давай, чего ты ждешь? Какая тебе разница. Читатель все сожрет, схавает, облизнувшись, прося добавки. А там деньги, слава и почет. Оно стоит того!»

Я вскрикнул и чуть было не рухнул на пол, свалившись на бок со стула, едва удержавшись раскинутыми в ужасе руками, вцепившись ими в подоконник. Дверь распахнулась — вошла техничка. Тучное тельце старухи прошло в глубь помещения и принялось скрести старой шваброй по черном полу, смывая последние следы произошедшего совсем недавно печального события.

Она никак не обратила на меня внимания. Лишь немного спустя, когда приблизилась ко мне, пройдя поближе к окну, гневно прорычала о висевшем горьковатом запахе табака.

— Опять накурился, подлец ты этакий.

Ей было почти шестьдесят. Бабка-гном. Такая же маленькая и такая же сильная. Ее толстенные руки сжимали пухлыми пальцами тоненький черенок швабры, который она могла с легкостью переломать, едва надавив на него.

— Я не курил со вчерашнего вечера.

— А как же, — прорычала она опять, указав на полную пепельницу, — а это что, птички принесли?