— Господи… это какой-то кошмар. Почему все именно сейчас? Почему, Господи? Неужели я заслужил все то дерьмо, что свалилось на меня в эти дни? — потом поднял голову, посмотрел в сторону дверей и потянулся за спрятанной в пакете бутылкой. — Это какое-то наваждение. Последние несколько дней все как будто валится из рук, рушится то, что всего каких-то пару месяцев назад казалось незыблемым. Теперь вот ко всему прочему еще и ты добавился.
— Меня то не приплетай к своим проблемам.
— Это почему же? — он посмотрел на меня укоризненным взглядом, попутно наливая водку себе в стакан. — Я поручился за тебя. Это я тебя вытащил со дна, я! Ни кто-то другой, а вот именно этот человек, которого ты видишь перед собой. Как ты считаешь, что скажут обо мне в издательстве, когда ты, сделав финт ушами, объявишь, что не хочешь ничего писать?
— Они найдут другого. Сейчас это не проблема.
— Так-то оно так. — он схватил своими пальцами наполненный доверху стакан, поднес ко рту и проглотил в несколько глотков все содержимое до последней капельки. Потом поставил обратно и повторил ритуал. — Другое дело, что меня потом никто слушать не станет. А тут еще звонил редактор, сказал, что спрос падает и последний тираж еле-еле разошелся по рукам.
— Иногда такое случается даже с популярными писателями.
— Не надо меня успокаивать!
Он громко зарычал, опрокинув повторно наполненный стакан, заставив жидкость разлететься по сторонам и забрызгать дверь. Потом треск разбитого стекла, крик отчаянья и шаги из соседней комнаты. Света вошла как раз в тот момент, когда Женя, обхватив голову руками, зарыдал аки маленький ребенок, нашкодивший и только что осознавший чем все может для него обернуться.
Молчание.
Я ничего не сказал.
Встал со стула и направился к выходу, не замечая, как Света догнала меня, пытаясь остановить и не дать уйти.
— Послушай, — говорила она на ходу. — Он же пьяный в стельку. Не уходи сейчас. Кто знает, что он может в угаре натворить. Побудь хотя бы час, пока не заснет или не успокоится.
Я остановился у дверей. Нужно было решать. Я жалел Светлану, хотя бы потому, что когда-то очень давно она была мне небезразлична. Да и сейчас я испытывал к ней какое-то отдаленное чувство любви или симпатии, но все это казалось мне каким-то блеклым, ненастоящим, похожим на эфир, который вроде как и существует, но потрогать его никак не получится.
Щелкнул замок — дверь слегка приоткрылась. Она схватила мою руку и попросила подождать.
— Я отвезу тебя.
Потом бросилась к шкафу, накинула на плечи легкую куртку и шагнула вместе со мной за порог, откуда мы направились к ее машине.
— Ты оставишь его одного в таком состоянии?
— Пошел он к черту.
В машине все немного успокоились. Я видел как нервничала Света, поглядывая в зеркало заднего вида, думая, что вот-вот выбежит Евгений, пьяный и страшно злой на нее за этот поступок. Но время ожидания ничего не дало. Ему было плевать, а может было все равно, кто знает… Когда же машина тронулась с места и мы уже покидали улицу на которой жила Светлана, женщина громко закричала.
— Чертов мудак! Сволочь! Скотина! Как он мне осточертел, напыщенный павлин!
Потом резкий поворот, визг покрышек об асфальт и быстрое ускорение, толкавшее нас вперед, все дальше от этого места.
— Господи, сколько же можно его терпеть? Три года жизни словно выброшены в помойное ведро. Писатель, говорили они, творческая личность, повторяли мне каждый день, уже лучше с ним в достатке, чем с бичом в нищете. А что в итоге — никакой жизни, никакого счастья, никакого секса!
Она ударила своей маленькой ладонью по рулю.
— Тише, Света, тише, — пытался успокоить я ее, — не надо, ты ведь за рулем.
А стрелка спидометра продолжала подниматься вверх, грозя вскоре перевалиться через отметку в сотню километров в час. Мне было страшно. Я боялся, что женщина, выйдя из-под контроля и поддавшись эмоциям, натворит глупостей и буквально втиснулся в кожаное кресло, стараясь не смотреть как быстро пролетают мимо нас встречные машины, сигналя клаксонами и предупреждая о грозившей беде.
— Три года я терпела его! Три мать его года!
Все становилось понятно. Понятно и страшно. Любые попытки угомонить взбешенную Свету проваливались едва я только открывал рот — это злило ее еще сильнее. Несколько слов. Резкий гневный взгляд. Потом крик ненависти и последняя, пятая передача…
Мы вылетели на встречную полосу, когда автомобиль перестал поддаваться управлению, как и сама женщина. Сколько прошло времени с момента крушения сказать было сложно. Все вокруг крутилось как на дьявольском аттракционе, где за все было уплачено и оставалось только ждать окончания действа.
Лязг. Звуки битого стекла и мнущегося металла. Подушка безопасности. Удар. Кровь по лицу. Боль в ногах. Наверное их сжало и поэтому я не мог ими пошевелить. После тишина.
В этот день народу собралось как-то больше обычного.
Презентация.
Шумел кондиционер. Жутко хотелось пить и последняя неоткрытая бутылка минералки в следующую секунду опустела почти на половину.