Начиналась жизнь

Первым движением Миши было — уложить Убисобаку на месте, и делу конец, но он тут же передумал: нет, лучше привести его к Кириченко, посоветоваться, как поступить с бандитом.

Кириченко, когда к нему ввели бандита, дремал, сидя на скамейке.

— Привели вам одного из головорезов Зеленого. Что делать с ним?

Кириченко заспанными глазами взглянул на бандита, держась рукой за кобуру.

— Ну, что нам делать с тобой?

— Я — крестьянин-бедняк, — говорит Коляда, — местный, и хорошо знаю эту бандитскую рожу. Несколько дней тому назад он сжег мою хату. Его нужно расстрелять!

Кириченко пристально вглядывается в Ивана. Рябая рожа Убисобаки вызывает в нем отвращение. Он также не прочь был бы тут же покончить с этим бандитом, но раньше нужно его допросить, выпытать у него кое-что о Зеленом.

— Заприте его, этого мерзавца, в сарай и приставьте стражу. Завтра утром посмотрим, что нам делать с ним.

Кириченко пытался вздремнуть, но ему что-то не спалось. Темно и душно было в хате. Он вышел на улицу. Небо, словно тяжелое черное покрывало, прикрыло село.

7

Этой ночью почти никто не спал. Мотя Полонский достал из тачанки свою скрипку, — спать все равно не хотелось. Уже несколько дней он не играл, все занят был в казарме. Осенью Мотя собирался поступить в музыкальное училище — это его мечта. Он взял скрипку в руки, несколько раз провел смычком, натянул струны и начал играть. Никогда еще не играл он так задушевно, как теперь. Нежные звуки Мотиной скрипки вырвались из хатки, где он остановился вместе с Ратманским, и полетели далеко-далеко над деревней. Мотя закинул голову вбок, закрыл глаза, — так сподручнее. Когда он играет с закрытыми глазами, то забывает обо всем и обо всех, он как бы отрывается от земли.

Миша Ратманский прислушался к Мотиной игре. Ему, Ратманскому, не лезет теперь в голову никакое искусство, хотя он любит его как жизнь. Несколько лет тому назад он даже пробовал украдкой, чтобы никто не дознался, заняться скульптурой. Впрочем, он и сам не знает, может ли он назвать это скульптурой. Некоторое время он носился с мыслью вылепить фигуру Андрея Желябова. Он даже натаскал в дом целую гору глины, набросал кой-какие контуры — большой лоб Желябова, бороду его, но у Миши никак не хватало времени закончить работу. Да, у Миши никогда не было свободного времени. С десятилетнего возраста, с тех пор как отец уехал в Америку, Миша работал на заводах и фабриках, постоянно уставал и надрывался на работе. Уже с ранних лет ему дали прозвище «старичок». Позднее, когда он подрос и стал посещать вечернюю школу на Большой Васильковской улице, двадцать два, он несколько освободился от своей угнетенности.

Школа подсказала ему, что нельзя давать себя в обиду. Как это так, он работает по десять часов в день, когда ему нет еще и семнадцати лет! Пусть он соберет своих ребят, сказали ему в школе, пойдет с ними к директору и заявит, что они не согласны работать столько часов. Он отправился к директору. Директор принял его строго:

— Ну, покороче, у меня нет времени долго растабарывать с вами.

Миша все же говорил долго и горячо, а когда кончил, директор поднялся со своего кресла и крикнул:

— Пшел вон отсюда!

Тогда Миша заявил, что больше он работать не будет. И не только он один. Все подростки оставят работу. В ответ на это директор расхохотался, он покатывался со смеху…

Подростки объявили забастовку. Целых две недели они не выходили на работу, пока директор не уступил. После этого учительница вечерней школы, белокурая девушка в очках, сказала:

— Миша, если хочешь идти с нами по одному пути, вступи в партию.

Миша стал членом партии. В то лето учительница впервые преподала ему уроки конспирации. И еще помнит он митинг на Думской площади, уже в семнадцатом году. На трибуне стоял пожилой рабочий, держал речь, а компания разнаряженных молодчиков то и дело прерывала его, не давала говорить… Рабочий рассердился и стал говорить громче и резче. Тогда несколько молодчиков подбежали к трибуне и стащили с нее оратора. Миша вскипел, вскочил на трибуну и решил продолжать. «Это еще что за фрукт?! — встретила его криком компания. — А ну, стащите-ка его!» Ратманский не успел и двух фраз произнести, как его уже стащили с трибуны за полы, за руки, — он едва остался жив…

Некоторое время спустя до него долетела весточка, что в Москве организован союз молодежи. Почему не созвать парней и девушек, не организовать такой же союз в Киеве?

Затем все завертелось как в вихре. «Аврора» послала в Зимний дворец свой первый залп. Отзвук ее выстрелов долетел из Петрограда до Киева… Ратманский был в самом центре этого вихря.

…Мотя Полонский все еще играет. Если бы можно было стрелять из скрипки, он был бы лучшим стрелком. Но винтовкой Мотя владеет куда хуже. Он стоит с закрытыми глазами, склонив голову набок, и покачивается всем корпусом. Подбородок, щека, весь он как-будто прикован к скрипке: он сейчас улетает с ней далеко-далеко, туда, где в ясном небе плывут нежные облака.

…На рассвете Петро Коляда прибежал к Ратманскому и сообщил ему, что ночью Иван Убисобака сбежал.

8