Начинка (СИ)

— Где твой чемодан? — отец первым же делом направился к шкафу, чтобы обхватить все висевшие там вещи и одним махом свалить их на пол вперемешку с вешалками, шарфами и ещё какой-то дурацкой ерундой. — Раз ты не в состоянии собрать свои тряпки, я сделаю это за тебя!

Кира и не думает говорить с Джиммом. Она вообще уже ничего не думает. Если только о боли в голове. Почему всегда достаётся именно этой части тела?

Несколько её любимых рубашек были разорваны с таким треском, словно они были живыми. Оторванные пуговицы разом разлетелись по всей комнате, а одна упала прямо на Киру, в район горла — ямку в середине над ключицами. Ещё бы чуть-чуть надавить, и та перекрыла бы путь кислороду.

Джимм, судя по звукам, ибо Кира сейчас прикрыла глаза и доверилась слуху, устало садится на пол и мучительно вздыхает, а потом что-то приглушает этот шум. Вероятно, он прикрыл лицо руками.

— Скажи, — голос тоже доносится нечётко и искажённо, — почему ты все время хочешь усугубить ситуацию, почему всегда ищешь поводы, чтобы я ненавидел тебя ещё сильнее? — убирает ладони, даря следующему рыку лучшую чёткость и громкость: — СКАЖИ ЖЕ!

Она через силу приоткрывает глаза и не удивляется, примечая, что Джимм на грани. Бедный папочка, доведённый своей дочерью. Или же наоборот?

— Разве я не дал тебе достаточно, как любой отец свой дочери? Неужели тебе мало?! Я оставил тебя, сделал все возможное для выдачи перед людьми тебя за нормального человека! Я столько лет закрывал глаза на то, что моя дочь — убийца! Но ты… — Джимм поднялся обратно на ноги, чтобы приняться ходить по кругу по комнате, задевая случайные вещи, пиная ногами обрывки одежды, порой ловя их в воздухе и с нечеловеческой силой сжимая, комкая в нечто непонятное. — Ты даже после лечения Гестии неисправна, мать твою! О, боги, как иронично, ведь как раз Рейчел и испытала на себе первое твоё истинное лицо — мерзкого выбледка, дерьма, которых нужно с самого начала убивать в утробе!

Сердце забилось быстрее.

Если когда-нибудь кто-то и мог решать, стоит ли ей продолжать жить или нет, то только она сама. Не Джимм, который с лёгкостью мог сравниться с ней по своим скверным поступкам. Хотя убийство и избиение с изменой для сучьих людей не равно, но Кира считает иначе. Считает… Да кто она, чтобы рассуждать об этом? Когда они оба успели превратиться в… монстров? Может быть, Фревин среди них был святым?

Кира вдруг очнулась от самой себя. Она чувствовала, что некоторая доля сил вернулась к ней.

— У тебя был шанс не кончать в мою мать, так что вина целиком лежит на тебе. — Искренняя горечь пропитала фразу.

Нужно было видеть, как вытянулось лицо мистера Митчелла, и как заодно клочок одежды, безнадёжно истерзанный в его руках, печально выпал из ослабевшей хватки на пол среди множества разбросанного хлама.

— Что ты сказала?

Фревин привлёк на мгновение её внимание своим движением рук после долгого времени отстранённости. Стоило ей успеть немного забыть о нём, как он, словно чуя, словно завися от её внимания, любым способом напоминал о себе. Покажи, позабавь меня — это читалось в его оживлённом взгляде.

— Если ты такой несдержанный, то уж уничтожить меня в той больнице, попросту подговорив работников, тебе бы не составило труда, да? — навряд ли она ощущала себя лучше. Только благодаря эффекту неожиданности от пожелания ей смерти от отца и сильнейшему возмущению от несправедливости, Кира хрипло говорила и, иногда морщась от тошноты и расплывчатого лица Джимма, приподнималась. — Но и там ты провалился, потому что испугался за себя.

— Где твой чемодан? Где он?! — не в тему рявкает Джимм и бездумно оглядывается по углам, как ищейка. — ГДЕ ЧЕМОДАН?

Он не слушает её, делает вид, что не слушает. Потому что она сказала правду, а что можно сделать против этого страшного явления, особенно, когда появляется оно без предупреждений? Кира не пыталась оправдать отца, но, честно сказать, на его бы месте она тоже подумывала об окончательном избавлении той, кто неизвестно, что принесёт позже.

Киру шатает, но она борется с этим недугом и с трудом усаживается на прохладный пол со впивающимися в повреждённую кожу коленей пуговицами. Под кроватью темно, но на ощупь легко удаётся наткнуться на нужное.

— Папа.

Слишком тихо и неуверенно. Да и не привык он слышать от неё часто таких обращений. По крайней мере, не в этот час, когда несколькими минутами ранее из уст её вырывались ответные оскорбления.

Она слышит его шумные шарканья подошв, однако не силится вновь окликнуть его. Уцелевших вещей вполне хватит для «необходимого количества», как он и просил. Сосредоточенная, девушка не заботится о красивом виде и пихает как попало пару джинс, кофт и кроссовок. А также тёплую куртку, на всякий случай. И шапку.

Джимм опомнился, услышав закрывавшуюся молнию чемодана.

— Ты никуда не пойдёшь.

Закончи.

Не слушай его, не смей. Никогда.