Вставая, девушка придерживает багаж за выдвигающуюся ручку. У неё есть возможность сделать задуманное позже, когда он ляжет спать… И в то же время Джимм стал непредсказуемым и неуправляемым, поэтому попытки удержать дочь любыми способами на пути к свободе могли дойти до крайностей: откуда она может быть уверена, что ночью он не будет, к примеру, караулить её дверь?
— Дай мне уйти сейчас, и я больше не напомню тебе о себе. — Неуверенно подошла к нему рыжеволосая, пошатываясь. Кира на какую-то секунду перестала испытывать к нему ненависть, восприняла его как последнего члена своей рушившейся семьи. Пусть он шарахается, но отец, её отец не может не понять. Разве они не одной крови?
— Не позволит. Лучше не сопротивляйся. — Фревин оборвал всё спокойствие, разрушив как напряжённую тишину громким комментарием, так и ощущение безопасности, незаметно тихо до этого подойдя сзади и… быстро слизнув с её щеки остатки слёз.
Контроля нет. Конец. Конец!
У неё ничего не выходит, ей страшно, мерзко и хорошо от водоворота мурашек, бесконечно затягивающих её в глубины тайных вожделений.
— Я не буду этого делать! Нет! Ты используешь меня, я знаю!
Она орала, как истеричка, в пустоту, а отец, который только собирался открыть рот для, возможно, обнадёживающего ответа, вдруг посмотрел на дочь с неизвестной примесью.
— Кира… Да ты чокнутая.
Жалость. Джимм, такой эгоистичный, самовлюблённый и не испытывавший к дочери ничего хорошего, вдруг пожалел её. Это хуже ненависти.
Этот дом слишком переполнен. Много людей, ей невыносимо больше находиться среди них двоих. Они оба хотят свести её с ума.
Ненавижу.
Кира не видит, куда идёт, но продолжает, хоть и натыкается, как слепая, на комод, спотыкается о порог и едва избегает случая проехаться носом по паркету. Чемодан всё тяжелее, точно не желает позволять ей уходить, совсем как эти. Зачем она взяла столько вещей? Нужно выбросить, а лучше вообще уйти с пустыми руками куда угодно в этой испачканной песком и кровью школьной форме.
Крики её имени. И жалость с возмущением, потому что она самовольно уходит.
На площадке у лестнице не удаётся спуститься. Джимм, вместо новых хватаний дочь за волосы, решил поступить проще и обогнать её, преградив дорогу.
— Уйди.
Бесполезно. Он не желает более слушать, что бы она не сказала ему. Упрямый, властный, но недостаточно, стоит в ожидании, когда Кира сдастся и развернётся. Она перестаёт держать чемодан, и тот с грохотом падает на продолговатую часть.
— Уйди!
Благодаря разбегу удаётся вложить достаточную силу, чтобы всем телом врезаться в непробиваемую с виду грудь, сдвинуть мужчину с места и, почти не глядя на неуклюжие отступления Джимма к перилам, постараться успеть взять чемодан и прошмыгнуть мимо. Но зря она не углядела.
Все прошлые громкие звуки, которые доводилось слышать рыжеволосой сегодня, отныне не существовали. Куда он подевался?.. Кира резко передумала подходить к перилам и наклоняться. Наверное, Джимм решил спуститься и запереть дверь… И что-то рядом так громко рухнуло…
Несколько белых оснований выглядывали из-под разодранной одежды отца, неподвижно валявшегося в луже крови на животе на первом этаже со скрюченной ногой.
Кости.
— Вот видишь.
Кира испуганно ахает, не принимая, не веря, что она сделала. Руки и губы дрожат. Обрывками девушка понимает, что бежит, а не спускается, перепрыгивает через ступеньки, наплевав на чемодан, подальше, и не глядит вниз, чтобы не увидеть своё второе за этот день деяние.
Фревин перехватает её за талию у окончания лестницы и прижимает к себе, мурлыча в спутанные волосы девушки слова, которые она запомнила на всю жизнь:
— Это неизбежно, ты поняла? Как бы ты не сопротивлялась, как бы не искала обходные пути, ты давно есть часть меня. И если не согласие, то судьба позаботится об исполнении твоего предназначения. Ты проклята, Кира. Ты несёшь смерть.
И остались они вдвоём.
========== Глава 16. Она нормальная ==========
Комментарий к Глава 16. Она нормальная
Песня, игравшая на телефоне Киры:
IAMX - Great Shipwreck of Life
Случайная песня, включённая телефоном, оказалась иронично торжественной, бодрящей, наполненной какой-то гордостью с ощущением победы. Но, стоит заметить, подобные состояния если и не присущи виновнице смерти Джимма Митчелла, то другой находящийся в доме человек (или существо?) буквально не мог спокойно усидеть на месте. Она понимала, но не могла разделить его чувства.
Может, он и был воплощением её нужных эмоций: просто забрал важную часть себе, оставляя той одни поганые ошмётки в виде горечи, презрения к нему и самоненависти за собственную глупость.