В сущности, он имел из всей шайки только двух надежных слуг, — Семпронию и Манлия; остальные же, как увидим, никуда не годились. Фульвия, надеясь получить прощение себе и пощаду Курию, верно и усердно служила Сенату, передавая все, что несчастный полусумасшедший высказывал ей. И пароли, и речи, и места будущих сходок, — все было известно Цицерону.
Чего не могла разведать Фульвия, то удавалось другим агентам и агенткам.
В Испании поразил Катилину удар другого сорта: претор Пизон, готовый возмутить все тамошнее войско, был, неизвестно кем, убит; его заменили другим претором, не замешанным в заговор.
Помпей все еще был на Востоке, в Сирии и Египте; но он одерживал победу за победой, и его возвращение было близко, а с ним и гибель Катилины, если он не успеет привести в исполнение свои замыслы прежде, чем победоносный герой увидит родину.
Удар за ударом разражался над головой злодея, над этою мертвой головой с бледным лицом, лишенным всякого выражения чувства, лучшего, чем гнев, кровожадность и другие пороки; удар за ударом разражался над его богатырской грудью, в которой билось сердце, окаменевшее к любви и жалости, не любившее даже в Орестилле ничего, кроме ее денег. Но злодей еще бодро нес свою голову, величаво расхаживая по форуму и смело заседая в Сенате; ему казалось, что стоит ему надеть тогу консула, и — нет преград для его власти и беспощадного деспотизма над обманутым народом.
Год прошел. Наступил день новых выборов.
Точно два враждебных войска заняли. все Марсово Поле. Но это были странные противники, — не разделенные, а перемешанные между собой, не знающие, враг или друг стоит рядом.
Бандиты и купцы, хорошо вооруженные, вмешались в толпу заговорщиков, зная все их пароли и знаки. Когда, в благоприятную минуту, Катилина подал знак убить Цицерона, произошло недоумение, никто ничего не понял и не исполнил, потому что тайные слуги Цицерона сбили с толка заговорщиков. Цицерон и Антоний выбраны снова; Катилина в гневе удалился.
Для злодея настало время действовать явно, или отказаться от мечты, которую он лелеял больше 20 лет.
Собрав ночью в доме Порция Лекки своих приближенных, он горько пенял им за эту неудачу. В длинной речи выговаривал он им за трусость, медленность и недогадливость.
Страх объял всех.
— Погубите Цицерона! — вскричал Катилина, — или мы погибнем!
Все уверяли его в своем усердии и верности.
— Завтра же Цицерон будет убит! — вскричал сенатор Варгунтей.
— Увидим! — мрачно ответил Катилина.
Глава XXVIII
Подземный вулкан и незримая туча. — Знаменитая речь Цицерона. — Изгнание злодея
Чуть забрезжило утро, в комнаты Теренции вбежала Фульвия и сообщила почтенной матроне о страшной опасности, грозящей ее мужу.
Во время завтрака консулу доложили, что сенатор Варгунтей и всадник Корнелий желают иметь честь лично поздравить его с новым, вторичным избранием.
— Я нездоров, не принимаю, — ответил Цицерон.
Щедро платили купцам и бандитам Цицерон и его друзья. Охранители были им верны.
Однако нельзя было продолжать такую тайную оборонительную борьбу. Цицерон страшился не оскудения неистощимых богатств для уплаты агентам, но опасался за народ. Теренция ежедневно грозила мужу презрением народа к его слабости, грозила, что могут признать Катилину сильнее его и от страха поддержать заговорщика.
В Этрурии, Апулии и около Капуи началось брожение умов, предвещающее бунты невольников в союзе с разбойниками.
Наконец Цицерон решился бросить злодею вызов, созвал Сенат и формально доложил о существовании заговора против существующего порядка. Но он, не имея достаточных улик, и теперь все еще опасался назвать имя врага отечества.
Сенат издал декрет: «Вверяется консулам забота о том, чтобы отечеству не было какого-нибудь вреда».
Эта формула была ужасна; она значила:
— Спасайте! Рим погибает.
Ее издавали, когда галлы под начальством Бренна осаждали Капитолий; когда Аннибал разбил всю римскую армию наголову под Каннами и в других подобных случаях.
Этой формулой давалась консулам власть помимо воли народа собирать войска и усиливать полицейский надзор в городах.
В провинции были посланы полководцы с войсками, объявлена награда и прощение всем доносчикам из числа заговорщиков.
Ужасны были дни, наставшие после этого! никто в Риме не знал, кому верить, кого бояться. Всех мучил вопрос: кто победит? Театры и цирки опустели. Храмы наполнились.
Женщины с малыми детьми в ужасе простирались, рыдая, у подножия жертвенников с мольбой к богам о милосердии и спасении от ужасов, ожидающих Рим.
Старые пугали молодых, повествуя о днях власти Мария и Суллы.
Под Римом клокотал таинственный вулкан; над Римом нависла черная туча бедствий.
И в банях, и в цирюльнях, заменявших тогда клубы, только и говорили о тревожных, самых противоречивых слухах. Не было недостатка и в сплетниках вроде Вариния и Флорианы, которые смущали еще больше и без того задавленный паникою народ, особенно купцов, торговле которых грозил полный конец от обещаемых пожаров и грабежей.