Над бездной

— Да. Аллоброги выдали их. Преция закололась; Фульвия умерла, потому что я убила Курия за его очевидную измену и шпионство за нами после твоего отъезда. Ах, что у нас было!.. ни лада, ни согласия, точно на гуслях без главной струны. Все перессорились или запили мертвой чашей!.. все закутили, забыв твое дело!.. я была арестована, но, пока собирались меня судить, успела подкупить дорогим перстнем, спрятанным в рот, одного солдата, переоделась в его платье и бежала сюда. Беги, Катилина, чрез час будет поздно!

— Друзья, — обратился злодей к вождям, — поспешите собрать войско для отступления на север; мы проберемся в Галлию; там всегда найдутся друзья и помощники, готовые к услугам врагов Рима.

— Катилина, отступление отрезано, — сказала Семпрония, — Метелл Целер сегодня обошел лагерь с тыла.

Злодей прижал свою правую руку ко лбу и стоял так несколько минут в раздумье; потом его голова понурилась на грудь.

— Все погибло!.. спасенья нет! — тихо воскликнул он глухим голосом, — о, Рок!.. величие или ничтожество, сила или гибель, свобода или цепи рабства, Олимп или бездна даруется человеку по прихоти Рока… ничтожный случай ставит он нередко на пути человека, и этот случай все ему дает или его губит!

Постепенно возвышая силу своего голоса, Катилина прокричал последние слова и упал к столу на стул, закрыв лицо руками.

Все присутствующие безмолвно переглядывались, ожидая, какое решение примет ужасный человек.

Катилина встал.

— Фламиний-Фламма, — обратился он к старику, стоявшему поодаль от других, — пошли в твой дом за бочками самого лучшего вина. А вы, друзья, соберите всех воинов моих и пируйте до рассвета; мы дорого продадим Цицерону нашу жизнь и свободу. Меня называли злодеем; пусть же скажут, что Катилина умер, как герой!

Вожди и старик вышли из палатки.

— Семпрония, — обратился Катилина к переодетой красавице, — повеселимся в последний раз!

Красавица положила руку на плечо ужасного любимого ею богатыря.

— Беги, Катилина! — сказала она умоляющим голосом, — один ты, может быть, успеешь проскользнуть сквозь цепь наблюдательных постов врагов.

— Один? — ни за что!

— Катилина, из всех наших женщин ты был всегда холоден только ко мне одной, именно к той, которая больше всех тебя любила. Я вела вольную и веселую жизнь, как все наши, но, развлекаясь с другими, я любила только тебя. Ты один был кумиром, которому поклонялось мое сердце; для тебя я бросила мужа и сына; для тебя я презрела самую опасность жизни, не бежала за море, а явилась сюда, чтобы спасти тебя, или умереть с тобою. Неумолимый, жестокий, холодный гордец! только единый день любви подарил ты мне после моей клятвы союзу, но и этого было мне достаточно, чтоб сильнее всех клятв закабалить тебе мое сердце и душу. Заклинаю тебя всеми клятвами, которые я тебе дала, заклинаю всеми услугами, которые я тебе оказала!.. беги!

— Нет.

— Бели это не властно над твоей упрямой душой, то знай, что это просьба Орестиллы и вашей дочери. Я с ними виделась в день и час моего бегства, Орестилла в моем лице умоляет тебя… беги, Катилина!

— Несчастные!.. что ждет их теперь? — казнь или нищета в ссылке?

— Они бежали в Массилию; Сенат по ходатайству Катулла, которому ты их поручил, решил оставить их в покое, только конфисковав все их богатство. Беги, Катилина!

— Нет. Ничем не убедишь ты меня, Семпрония. Умрем вместе!.. врата вечности открылись предо мной; земля ускользает из-под ног моих; близится великий момент моей кончины… теперь я скажу тебе, Семпрония, почему из всех наших не преследовал я одну тебя. Я любил тебя.

— Любил!

— Да. Я не мог равнять тебя с другими моими игрушками, которыми тешился, презирая их. В тебе, героиня моего дела, я видел существо, подобное мне. Орестилла была для меня только источником богатства.

— Но ведь и я была богата.

— Богатство Орестиллы я мог тратить, куда мне угодно, изменяя ей ежедневно; если б я поклялся в любви тебе, то не мог бы нарушить клятву. Мое сердце клялось тебе; ты была всю жизнь для меня богиней, которой я поклонялся, но поклонялся тайно, не профанируя моей святыни, единственной слабой струны моего сердца. Я погибну, но не погибнет мое дело; оно есть только продолженье великих революций, которые потрясут Рим до основанья, не оставив камня на камне в здании старых порядков. Как Феникс из своего пепла, возникнет на старых развалинах новый Рим, новый, еще более славный, владыка вселенной. Никакие самопожертвования не закроют этой бездны, разверзшейся на Форуме, под ногами расстроенного государства, пока оно не сплотится под единоличной властью мудрого повелителя, который мановением своего жезла вмиг уничтожит все партии Сената, эту язву, разоряющую страну хуже всякого врага.

— Ты был бы этим мудрым повелителем; никто лучше тебя не мог бы…