Над бездной

Росция также вышла из залы и стала осторожно следить за молодым человеком, одиноко и робко пробиравшимся в самую отдаленную часть сада, — в рощу из тенистых старых платанов и мирт. Это был Фламиний.

Росция, притаившись за деревьями, увидела, как юноша упал на траву и горько заплакал.

— О, боги!.. как скучно!.. как скучно! — повторял он с тоскою.

Росция переломила ветку и кашлянула. Молодой патриций испуганно оглянулся и хотел убежать.

— Фламиний! — тихо позвала актриса.

— Это ты, божественная жрица Мельпомены, а я думал…

— Что это твоя Ланасса?

— Ах, избавь, спрячь меня от этого чудовища хоть ненадолго!.. я никуда не могу от нее скрыться.

— А ведь есть верное убежище от таких особ.

— Где, Росция?

— У Гименея. Покинь твою ветреную Статилию и женись нерасторжимым браком на хорошей девушке из уважаемой семьи.

— И видеть каждый день одну и ту же важную матрону, которая утром спрашивает о том, что мне приснилось да не хочу ли я завтракать, а каждый вечер осведомляется, не устал ли я да не оскорблен ли кем-нибудь на форуме? — пытка!

— Неисправимый!.. неукротимый!.. мне больно видеть, как ты тоскуешь во время общего веселья и плачешь тут на траве.

Росция села подле Фламиния.

— Росция, — сказал он, — если б я даже этого хотел, то не мог бы… ты знаешь… моя клятва… он любит Ланассу за то, что имеет широкий кредит у ее отца… я не могу вырваться из ее когтей. Стоит ей сказать слово, и мне будет приказано не покидать ее. Ты знаешь наши уставы: брак позволен только гражданский и то не всем, а кому он разрешит и на сколько времени.

— Я люблю тебя, Фламиний, как сына… ты знаешь причину этого. Образ твоей грустной матери виден мне в твоем лице. Ты очень похож на несчастную Рубеллию. Она и я… одного мы любили… потом один и тот же человек, твой ужасный отец, увлек нас обеих и обеих бросил… ограбленная и покинутая, разлученная с ребенком, она пришла ко мне… она меня часто посещала, пока смерть не сразила ее. Ты тоскуешь, тебе все надоело…

— О, да, да!.. мне все надоело; я сам не знаю, чего хочу; сам не знаю, как выйти, как подняться из бездны, в которую я упал. Росция, когда упал я в эту бездну? когда я очутился в этом вихре опротивевших мне наслаждений?.. с малолетства все это носилось вокруг меня по воле моего отца. Он был его другом.

— Знаю. Катилина…

— Тс!.. не называй его по имени… самые звезды могут подслушать… я скоро кончу мои счеты с жизнью, уже не дающей мне больше ничего нового.

— Я могу указать тебе на одну, невиданную тобою драгоценность — феномен красоты.

— Развлеки меня чем-нибудь, Росция!.. я страдаю невыносимо.

— Это девушка.

— Ну!

— У нее природные волосы так густы и золотисто-белокуры, что нет ни одного галльского парика красивее их. Ее глаза так лучисто-блестящи, что светлая звезда Сириус может позавидовать им. Она высока, подобно мужчине; стройна, как пальма; быстронога и резва, точно горная серна, умна, как мудрец Эллады; бесстрашна, как храбрый воин.

— Это в самом деле нечто интересное.

— Она богата не меньше Красса.

— Кто же она?

— Семпрония Люцилла, двоюродная сестра Семпронии Тибуллы.

— Я о ней слышал. Она, говорят, именно такова, как ты ее изобразила, но вдобавок ко всему этому, горделивее самого Цицерона и неприступнее скалы Тарпейской.

— Это правда. Укротить неукротимую, как ее прозвали, может только такой же неукротимый. Ты, сын пламени, подходящая партия для дочери луча[1]. Укрощайте друг друга!

— Разве я достоин быть ее избранником после того, как Цезарь и Цицерон осмеяны ею?!

— Полюбит ли она тебя или нет, это другой вопрос; но трудная атака на этот трофей любви развлечет тебя на долгое время.

— Но я не знаком с отцом ее. Меня все хорошие люди чуждаются, как расточителя и убийцы.

— Ты познакомишься прежде с нею самою самым оригинальным образом.

— Оригинальным?! ты, Росция, божественна по твоей неистощимой изобретательности!

— Поклянись мне ни слова не говорить об этом никому из ваших, особенно Лентулу.

— Я не сдерживаю только клятв любви; остальные все для меня священны. Клянусь моею честью!

— Честь твоя, член союза кровав…

— О, пощади!..

— Я тебе верю. Лентул опаснее всех в делах любви.

— Известно всем.

— Известно всем также, что он любит доканчивать дела, начатые другими, по пословице: посев твой, а жатва — моя. Отбить у другого фаворитку или похитить невесту: занять должность, о которой хлопотал другой; разболтать вверенный ему секрет — все это дела, в которых Лентул первый. Что узнал Лентул, то узнал весь Рим, потому что нет тайны…

— Которую не разгласил бы Лентул и не узнала бы Росция.

— Именно. Но я, умея выведывать все тайны, не выдаю их, как он; чрез меня еще не вышло ничего дурного; лучшим доказательством этого служит то, что у меня бывают и ведут знакомство со мною люди самых противоположных воззрений: Семпроний и Цезарь, Катилина и Цицерон, Цецилия и Орестилла — все эти особы, различные между собою по качествам души и образу жизни, как свет солнца от мрака полночи, любят меня и одинаково охотно посещают мой дом.