Над Доном-рекой

– Да что же… Сказать – не трудно, – кивнул головой Акимыч, – а по вашей просьбе, Варвара Платоновна, я расстараюсь.

– Варенька… воробейка выжил? – едва различимо донеслось с койки, когда Варя вернулась в палату.

Лавиной прорвались слезы. Непрошеные, нежданные они струйками текли с Вариных щек на лицо Харитона. Склонившись над раненым, Варя то пыталась вытереть их, то целовала, шептала:

– Где же ты был так долго, где же ты был…

Да разве в двух словах перескажешь, где был… По распоряжению Николая Елпидифоровича поднялись на палубу чужие люди, объявили: баржа переходит в Донскую флотилию ВВД⁹, установили на борту трехдюймовки, пулеметы… Морские офицеры, пробравшиеся в Ростов из Севастополя, с Балтики рвались воевать «за единую и неделимую», отношения между командой баржи и экипажем из добровольцев накалились до предела… Бывший капитан – лишь хотел сохранить судно, на котором плавал, да не сумел… Баржа села на мель, горячие флотские офицеры обвинили его в диверсии, грозились расстрелять, сжалившись, отправили в деникинский лагерь для пленных под Азовом… В лагере всех валили с ног тиф и голод. Охранники, приняв потерявшего сознание пленного за умершего, просто выбросили Харитона из барака в ров, а ночью он встал и пошел… Вслед стреляли; он падал, поднимался и шёл, сколько мог…

Пересохшими губами с трудом шепнул:

– Я шел к тебе, Варенька.

Как же много им надо сказать друг другу. То, о чем молчали всю жизнь…

– Варенька… – насколько хватило сил, сжал когда-то тонкие пальцы, огрубевшие от постоянной работы, попытался поднести к губам, но руки не слушались.

Пронеслась перед глазами степь с её долгими пыльными дорогами да сивым ковылем, закачалась утлая плоскодонка на волнах… Неужели закат всё-таки? И больше никогда уже не увидеть, как цветет татарник в степи?

Самое главное бы успеть сказать. С трудом выдохнул:

– Прости, родная. Любил я тебя. Всю жизнь любил…

Посмотрел в испуганные широко распахнутые Варины глаза, слабо улыбнулся:

– Нелепо жизнь прожил, да уже не изменишь. Не плачь обо мне, любимая.

Пальцы разжались…

– Варвара Платоновна, не поверите, нашел!

Хлопнув дверью, в палату, помахивая зелёной бутылкой, ворвался Акимыч. И тут же неловко отступил назад, увидев, как вздрагивают от беззвучного плача Варины плечи, перекрестился:

– Неужто опоздал?

Варя обернулась:

– Оставь себе, Акимыч, помяни раба божьего Харитона.

Медленно стащила с головы косынку, вынула из ушей серьги, подарок бабиньки, протянула:

– Всё, что осталось. Помоги, Акимыч, похоронить по-человечески: могилу выкопать, гроб, крест, священника позвать надо…

– Экая вы, Варвара Платоновна, – укоризненно покачал головой дворник, взяв сережки. – Кто же в такое смурное время золото в ушах носит? Что смогу, сделаю, а только воля ваша: не стал бы я крест ставить. Красные свежий крест увидят, решат, что белый генерал похоронен, дальше сами знаете…

***

Тишина в пустом городе сжимала сердце, давила на уши. Казалось странным, даже невозможным, что когда-то по булыжным мостовым цокали подковы лошадей, громыхали телеги, лязгали трамваи, в которых азартно и громко переругивались кондуктор с пассажирами, звенящими голосами о чем-то спорили гимназисты…

В ушах раздавался лишь глухой стук комков заледенелой земли о гроб. Вдруг вспомнилось, как в другие годы плыл в эти часы над городом колокольный перезвон, как благостно спешили на службу в церковь… Не было перезвона, не было, похоже и священников в городе. Как ни старался Акимыч, так и не смог привести священника. Она сама прочитала над Харитоном молитву, перекрестила. Почему-то подумала, что больше никогда уже не сможет заплакать…

Дома, как ни странно, горел свет. Вася стоял у зашторенного окна, Лена сидела на диване, словно ничего и не случилось за этот длинный день…

– Варя, как хорошо, что ты вернулась,– Вася бросился к ней, стал расстегивать шубку, помогая раздеться, – а я уж все глаза проглядел. И Лену боюсь одну оставить, ей кажется: у нее схватки начались. Где ты была так долго?

– Почему вы не уехали? – Варя тяжело опустилась на диван, закрыла глаза. – Ты ходил к Николаю?

– Да. Знаешь, лишний раз восхитился: какое все-таки изящное здание Эберг выстроил! Как хороша эта колоннада у парадного входа, расходящаяся в стороны четырехмаршевая лестница… А зимний сад, центральный зал под стеклянным фонарем, фонтан на заднем дворе…

Вася бы еще долго и многословно перечислял достоинства особняка, если бы Варя не перебила:

– Ты договорился с Николаем?

Вася осторожно взглянул на Лену:

– Нет, они уже уехали в Новороссийск. Во всяком случае, мне так сказал сторож.

С удивлением Варя почувствовала, что не в силах даже расстроиться:

– Что же мы теперь будем делать?

Вася вздохнул, почему-то вспомнил мусор на коврах в особняке Николая, опрокинутое в спешке растение в кадке, гулкое эхо, разносящееся по анфиладе комнат и твердо ответил:

– Будем жить.

Эпилог. Август 2017 года