Читаем Над гнездом кукушки полностью

– Искусственный ароматизатор, краситель, лимонная кислота. Семьдесят процентов инертных веществ – это, наверно, вода, – и двадцать процентов алкоголя – прекрасно, – и десять процентов кодеина. Осторожно: наркотик, может вызывать привыкание.

Макмёрфи открутил крышку и отпил, закрыв глаза. Провел языком по зубам и снова отпил, а потом перечитал этикетку.

– Что ж, – сказал он и щелкнул зубами с хищным видом, – если полирнуть этим водку, думаю, будет в самый раз. Как у нас с кубиками льда, Тёрка, дружище?

Сироп, разведенный в бумажных стаканчиках с ликером и портвейном, напоминал на вкус детский напиток, но давал по шарам не хуже кактусно-яблочного вина, какое мы покупали в Даллесе, – пьется холодно и мягко, а в животе горит огнем. Мы погасили свет в дневной палате и уселись в круг с выпивкой. Первые пару стаканчиков опрокинули молча, словно пили лекарство, поглядывая друг на друга с серьезным видом: не откинется ли кто. Макмёрфи с Тёрклом чередовали выпивку с его сигаретками и принялись рассуждать, хихикая, каково было бы завалить эту мелкую сестру с пятном, которая работала до полуночи.

– Я бы боялся, – сказал Тёркл, – что она станет лупцевать меня этим крестом на цепочке. Вот бы вышел номер, а?

– А я бы боялся, – сказал Макмёрфи, – что, как только почувствую приближение финиша, она схватит термометр и измерит мне температуру!

Все покатились со смеху. Хардинг, первым взяв себя в руки, подхватил тему.

– Или хуже, – сказал он. – Будет лежать под тобой с каменным лицом и сообщать – ой, господи, сейчас, – сообщать, с какой частотой ты ей вставляешь!

– Ой, не могу… ой, божечки…

– Или того хуже: просто лежать и сообщать тебе и частоту, и температуру – без всяких инструментов!

– Ой, господи, ой, хватит уже…

Мы так смеялись, что попадали с кушеток и кресел, обливаясь слезами и задыхаясь. А девушки до того ослабли от смеха, что два-три раза вставали и падали.

– Мне надо пойти… пожурчать, – сказала та, что повыше.

И направилась, пошатываясь и хихикая, в сторону уборной. Но перепутала дверь и вошла в спальню, и мы стали цыкать друг на друга, прикладывая пальцы к губам, и ждать. Вдруг она вскрикнула, а затем раздался зычный голос полковника Маттерсона:

– Подушка – это… лошадь!

Девушка выскочила в коридор, а вслед за ней выехал полковник на своей коляске. Сифелт закатил полковника обратно в спальню и проводил девушку до уборной, сказав ей, что в основном туда ходят одни мужчины, но он покараулит, пока она не выйдет, чтобы никто не посмел нарушить ее покой, будет защищать ее от непрошеных гостей, чесслово. Она велеречиво поблагодарила его, пожала ему руку, и они отдали честь друг другу, а пока она была там, из спальни снова выехал полковник, и Сифелту пришлось отгонять его от уборной. Когда девушка вышла, он пытался отражать его атаки ногой, а мы стояли и следили за потасовкой, подбадривая кто кого. Девушка помогла Сифелту уложить полковника в постель, а после этого они вдвоем удалились по коридору, вальсируя под музыку, которую слышали лишь они двое.

Хардинг пил, глядя на все это, и покачивал головой.

– Ничего этого нет. Это все совместное творчество Кафки, Марка Твена и Мартини.

Макмёрфи с Тёрклом забеспокоились, что все еще горит многовато света, и прошлись по коридору, выключая все что можно, даже ночники на уровне колен, пока отделение не погрузилось в кромешную тьму. Тёркл достал фонарики, выкатил запасные коляски, и мы стали играть в салки на колясках по всему коридору, отрываясь по полной, пока не услышали припадочный крик Сифелта; мы нашли его дергавшимся на полу рядом с высокой девушкой, Сэнди. Она сидела, оправляя юбку, и смотрела на него.

– У меня никогда ничего похожего не было, – сказала она с тихим трепетом.

Фредриксон присел рядом с другом, вставил ему бумажник в зубы, чтобы не прокусил язык, и помог застегнуть ширинку.

– Ты в порядке, Сиф? Сиф?

Сифелт, не открывая глаз, поднял вялую руку и вынул бумажник изо рта. Он усмехнулся слюнявым ртом и сказал:

– Я в порядке. Дайте лекарство, и я продолжу.

– Тебе правда нужно лекарство, Сиф?

– Лекарство.

– Лекарство, – сказал Фредриксон через плечо, не вставая с пола.

– Лекарство, – повторил Хардинг и посветил фонариком в сторону аптечной.

Сэнди смотрела, как он уходит, остекленевшим взглядом. Она сидела рядом с Сифелтом и гладила его по голове в изумлении.

– Может, ты бы и мне чего-то принес? – сказала она пьяным голосом вслед Хардингу. – У меня даже близко ничего похожего не было.

Мы услышали, как в коридоре разбилась банка, и Хардинг вернулся, неся таблетки в горстях; он обсыпал ими Сифелта и Сэнди, словно бросил горсть земли в могилу. И поднял глаза к потолку.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная литература

Сказка моей жизни
Сказка моей жизни

Великий автор самых трогательных и чарующих сказок в мировой литературе – Ганс Христиан Андерсен – самую главную из них назвал «Сказка моей жизни». В ней нет ни злых ведьм, ни добрых фей, ни чудесных подарков фортуны. Ее герой странствует по миру и из эпохи в эпоху не в волшебных калошах и не в роскошных каретах. Но источником его вдохновения как раз и стали его бесконечные скитания и встречи с разными людьми того времени. «Как горец вырубает ступеньки в скале, так и я медленно, кропотливым трудом завоевал себе место в литературе», – под старость лет признавал Андерсен. И писатель ушел из жизни, обласканный своим народом и всеми, кто прочитал хотя бы одну историю, сочиненную великим Сказочником. Со всей искренностью Андерсен неоднократно повторял, что жизнь его в самом деле сказка, богатая удивительными событиями. Написанная автобиография это подтверждает – пленительно описав свое детство, он повествует о достижении, несмотря на нищету и страдания, той великой цели, которую перед собой поставил.

Ганс Христиан Андерсен

Сказки народов мира / Классическая проза ХIX века

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература