Читаем Над горой играет свет полностью

Я расплывалась в улыбке, до ушей, хоть завязочки пришей. Приходил Энди, сложив руки на груди, наблюдал за нашими занятиями.

— Не забывай, что у лошади нежные губы, не дергай резко! — кричал дядя.

Я ничего не забывала. Я сжимала Звездочку ногами, ударяя пятками совсем легонечко. Она шла по кругу, а я ощущала себя на вершине мира. Доехав до того места, где стояли Энди, Верзила и дядя Иона, останавливалась. Слезать на землю не хотелось, никогда. Эти тихие хождения по кругу были почти такими же захватывающими, как скачка галопом на Фионадале.

— Ты сегодня на высоте, — хвалил дядя.

Энди однажды прижался лицом к боку Верзилы и вдохнул.

— Верзила — хороший конь, Энди. Спокойный, как летний дождь.

— Мне нравится, как пахнут лошади, — сказал Энди.

— Мне тоже, — в один голос произнесли мы с дядей.

— И охота ему таскать на себе все эти штуковины?

— Точно тебе сказать не могу, Энди. Но по-моему, он не против.

— Прям никогда не психует?

Дядя Иона громко расхохотался. Отсмеявшись, ответил:

— Случается, конечно, у них все как у нас, у людей. — Он потер подбородок. — Хочешь на нем покататься?

— Даже не знаю.

Но я видела, что ему ужасно хочется.

Дядя помог моему братцу залезть в седло.

— Я его подстрахую, Вирджиния Кейт. — Дядя сел сзади Энди и доверил ему поводья. — Сейчас сделаем все вместе несколько кругов. Если у вас будет нормально получаться, разрешу потом ездить одним.

И мы поехали. Пригревало солнышко, я подставила ему лицо.

Дядя Иона напевал залихватскую ковбойскую песню из сериала «Бей хлыстом», и вскоре мы орали ее все вместе.

Дядя Иона помуштровал нас как следует, зато потом сказал, что утром можем ехать на прогулку одни.

Прогулки стали регулярными. Приехав от мамы, я тут же переодевалась в шорты и майку. Энди ждал меня, нетерпеливо разгуливал перед домом. Тетя Билли делала для нас сэндвичи с ореховым маслом и клубничным повидлом, а еще укладывала в сумку несколько воздушных шоколадных «брауни», на десерт. И еще обязательно два спелых желтых яблока для лошадей.

Мы седлали их и отправлялись в путь. Объезжали долину, забирались на пригорок, спускались в дальний лесок. Мы гордо возвышались над всякими пешими и были очень довольны собой. Проголодавшись, останавливались под деревьями и устраивали пикник. Мой зад просто вопил от боли, требуя покоя, но я не обращала внимания на такую ерунду.

Лошади, схрумкав яблоки, принимались щипать травку. Энди мигом заглатывал сэндвич, тут же хватал второй, я к этому моменту одолевала половинку первого. Однажды он заявил, набив полный рот:

— Ты неплохо ездишь верхом, хоть ты и девчонка.

— И ты неплохо, хоть ты и мальчишка.

Он швырнул в меня камешек, а я в него.

— Да я езжу лучше Малыша Джо из «Бонанзы», — сказал он, хватая «брауни».

— То есть гораздо лучше.

Он начал хохотать, роняя изо рта коричневые крошки, потом торопливо проглотил и заметил:

— Дядя Иона и тетя Билли очень даже ничего, а?

— Твоя правда.

Энди вскочил и начал боксировать воздух.

— У них тут получше, чем у тети Руби.

— Она над тобой издевалась?

— Надо мной? Еще чего. Руби-в-дупель меня боялась. — Он ухмыльнулся.

— Она? Тебя?

— Я ей устраивал всякие подлянки. Причем запросто, она же постоянно была под градусом.

Я придвинулась поближе.

— И какие же это были подлянки?

— Она спит, а я пока быстренько все в комнате переставлю. Она очухается и никак не может врубиться: «Где это я? Что со мной?»

Он снова уселся и цапнул второе пирожное.

— А еще такой ей устроил фокус. Притворился мертвым, будто она избила меня до смерти. — Он снова расхохотался, куски «брауни» полетели на траву. — Слышала бы ты, как она орала. «Ой, приби-и-ила парня, помер он. Са-а-авсем мертвый, Хо-споди, пымаги-и-и».

Я хохотала вместе с ним до слез.

Энди радовался, как кот, стащивший кусок мясного пирога.

— А когда маму избили, меня привезли сюда, дядя забрал маму, чтобы ей помочь. Зачем мне было тащиться к Руби-в-дупель, раз такое дело?

— Маму избили?

— Ну да. Пошла расслабиться, а какой-то парень, чокнутый, ее избил. — Энди перекувырнулся. — Даже полицию потом вызывали. — Он приблизил свое лицо вплотную к моему, оскалив перепачканные шоколадом зубы.

Я схватила его за ухо, слегка потрепала.

— Испугался тогда?

— Ни фига. Я ничего не боюсь.

Энди залез на дерево и повис на ветке, как обезьяна. Потом спрыгнул и наклонился за очередным пирожным.

Оно было последним, и я успела его схватить. «Брауни» было тянучим и сладким, и теплым от солнца.

— У нее, как и прежде, было много кавалеров?

— Слишком много вопросов, сестренка.

— Интересно же.

Обхватив себя руками, он стал кататься по траве туда-сюда и, помолчав, скороговоркой прорычал:

— В-основном-жуткие-придурки.

Поднявшись на ноги, подбежал к Верзиле и одним махом вскочил в седло, будто всю жизнь только и делал, что разъезжал верхом.

— Давно это было, нужны они мне все, как жирная и волосатая крысиная жопа. А ты давай морочь этим свою тупую башку, хотя у нас щас вон что творится.

— Только не пойму, чего ты злишься, — сказала я, подходя к Звездочке.

— Ты тоже злишься, а то я не вижу.

— Дурак ты. — Я забралась на Звездочку и развернула ее в сторону дома.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
iPhuck 10
iPhuck 10

Порфирий Петрович – литературно-полицейский алгоритм. Он расследует преступления и одновременно пишет об этом детективные романы, зарабатывая средства для Полицейского Управления.Маруха Чо – искусствовед с большими деньгами и баба с яйцами по официальному гендеру. Ее специальность – так называемый «гипс», искусство первой четверти XXI века. Ей нужен помощник для анализа рынка. Им становится взятый в аренду Порфирий.«iPhuck 10» – самый дорогой любовный гаджет на рынке и одновременно самый знаменитый из 244 детективов Порфирия Петровича. Это настоящий шедевр алгоритмической полицейской прозы конца века – энциклопедический роман о будущем любви, искусства и всего остального.#cybersex, #gadgets, #искусственныйИнтеллект, #современноеИскусство, #детектив, #genderStudies, #триллер, #кудаВсеКатится, #содержитНецензурнуюБрань, #makinMovies, #тыПолюбитьЗаставилаСебяЧтобыПлеснутьМнеВДушуЧернымЯдом, #résistanceСодержится ненормативная лексика

Виктор Олегович Пелевин

Современная русская и зарубежная проза