Над горой играет свет

Я знала, что мама тоскует по чарлстонскому универмагу, где она чувствовала себя в своей стихии, оттуда она приносила ватные шарики, пропитанные терпкими духами, и проводила ими по моим запястьям. Принимая вечером ванну, я держала руки над водой, чтобы сберечь запах на всю ночь. Кокетливо придерживая на затылке свои роскошные волосы, мама наряжалась в дивное платье, слегка выпятив губы, проводила по ним помадой и несколько раз сжимала. И если ей случалось разговаривать с другими женщинами, те злобно на нее пялились, будто она была созданием из иного мира.

Вытянув перед собой ноги, мама пошевелила пальцами с красными ногтями.

— Посмотрите на эти ноги. Как по-вашему, мне пойдут голые ногти? — Она подняла руки и растопырила пальцы. — А на руках? Не могу представить свои ногти без лака.

— Ты всегда-превсегда красивая, — успокоил ее Энди. — Мам, а что на пикник? Ты же сказала, у нас будет пикник?

Я промолчала.

В маминых глазах трепыхнулся испуг. Потом она грациозно, словно урожденная леди, поднялась с одеяла и, погромыхивая остатками льда в стакане, сказала:

— Пойду еще налью, пить хочется.

И направилась к дому, приладив к бедру корзину из-под белья. Но назад вернулась не со стаканчиком, а с пустой чашкой.

Протянула ее мне:

— Сходи к миссис Мендель, попроси взаймы муки.

— Для чего? — спросила я.

— Хлеба хочу испечь. Энди, ты тоже иди.

Я послушно брела с опущенной головой, чувствуя, что мама смотрит, как я шлепаю по тропинке грязными босыми ногами. Я постучалась, услышав «да-да», мы вошли. В домике повсюду были салфеточки и фотографии, в том числе и нашей троицы. Миссис Мендель насыпала в чашку муку, а Энди протянула тарелку с печеньем, сказав, что тарелку можно занести потом. Только мы вышли за дверь, Энди набросился на печенье. Назад я брела еще медленнее, пытаясь осмыслить, что же все-таки происходит.

Я вошла в дом отдать муку, мама в этот момент вешала телефонную трубку. Потом схватила бутылку и стаканчик и обернулась ко мне:

— Пойду прилягу. Мне что-то нездоровится.

— Ма-а-ам?

Она заперлась у себя в спальне и не вышла даже к ужину. Мы с Энди поели томатного супа, а потом допоздна смотрели телевизор. Мама так и не пришла.

На завтрак она приготовила глазунью и сделала тосты с ореховым маслом. Зазвонил телефон. Сказав «алло», послушала, в ответ спросила:

— Лаудина, что еще тебе от меня нужно? Чтобы я отдала всю свою кровь?

На ланч мы ели бутерброды, запеченные с сыром, а потом хрустящее шоколадное печенье. Раньше мама никогда не давала нам днем сладкое. Сама она ела крекеры, размачивая в молоке, очень медленно их пережевывала, уставившись на стену. Весь день она как-то странно себя вела. Мы с Энди на всякий случай сбежали на ручей, искать красивые камушки.

Среди ночи меня разбудил запах сигаретного дыма. Разлепив веки, я увидела у кровати маму. Она отпила из стаканчика, потом затянулась и выдохнула большой клубок. Я и не знала, что она курит.

— Мама? Что-нибудь случилось?

— Ты помнишь тот пикник на твой день рождения, в четыре годика?

— Ну-у… нет, мам.

— Тогда ты даже без нытья надела платье в цветочек и как миленькая терпела, пока я расчесывала тебе волосы, зато блестели потом, будто шелковые. — Она снова отхлебнула и затянулась, медленно выпустила дым. — У тебя обгорели на солнце плечики, и я помазала их бальзамом от ожогов.

— Да, теперь вспоминаю.

— Пальцы на ножках были крохотные и плотно прижатые, как зерна в кукурузном початке. — Снова глоток и дымное облачко изо рта. — Ты прыгнула мне на колени, и от волос твоих пахло теплой ванилью.

Я завороженно слушала ее голос. В окно падал лунный свет, прямо на маму. Во мраке светилась ее белая хлопковая сорочка. Светился кончик сигареты. Светились между приоткрытых губ зубы.

Она потыкала сигаретой в подоконник и щелчком швырнула окурок в окно.

— И еще я приколола тебе тогда бантики. — Мама наклонилась меня поцеловать, на миг щекам стало щекотно от ее волос. — Жизнь иногда слишком жестока, доченька.

Сказала так и ушла. Я долго не могла заснуть.

На следующий день мама продолжала нас удивлять. На завтрак испекла оладьи и налила по стакану шоколадного молока. А сама только курила и пила кофе и все смотрела из окна на дорогу.

Когда Энди доел все оладьи, она сжала ладонью его пальцы.

— Ну все, Энди, нам пора идти к миссис Мендель.

Энди здорово перемазался в шоколадном молоке и лохматый был ужасно, его еще никто не причесал.

Вернулась мама одна — и прямиком ко мне в спальню, подошла к кедровому шкафчику, достала мой желтый чемодан. Потом метнулась к себе и вытащила старую папину холщовую сумку, которую можно было стянуть наверху, как рюкзак.

— Собирайся. Одежду в чемодан. А в сумку можно положить игрушки и книги, какие, решай сама.

— Зачем собираться?

— Ни о чем меня сейчас не спрашивай. И без тебя голова раскалывается.

— Но мамочка…

Она схватила меня за рукав и поволокла в мою комнату.

Ткнув пальцем в сторону чемодана, приказала:

— Пошевеливайся, Вирджиния Кейт Кэри.