Читаем Над горой играет свет полностью

Потом папа указал на огромные дубы. Великаны, по-другому не скажешь. Будто могучие древние старцы, они возвышались над остальными деревьями, словно бы их охраняли. Мир вокруг был зеленым, мохнатым, бархатным, мшистым. Мы въехали на заправку долить бензина. Снаружи машины меня обдало зноем, горячим, как дым из выхлопной трубы. Одежда мигом прилипла к телу, и не получалось дышать полной грудью, влажный плотный воздух с трудом протискивался в легкие.

— Ох-хо, — вырвалось у меня.

Папа рассмеялся:

— Ничего, Букашка, привыкнешь.

Ну прям. Ни за что не привыкну. Никогда.

ГЛАВА 15. Какая отрадная картина

— Вот мы с тобой и дома! — крикнул папа.

Дом был красновато-коричневым с высокой крышей и зелеными ставнями. Его почти полностью прикрывала крона росшего во дворе огромного дуба, и соседний дом тоже. Выбравшись наружу, я первым делом двинулась к этому дубу, обошла его кругом. Чтобы обхватить гигантский ствол, требовались руки раза в четыре длиннее моих. Я подумала, что он, пожалуй, и впрямь хорош, не хуже моего клена. Над улицей с двух сторон тянулись ветви дубов поменьше, льнули друг к другу, будто руки влюбленных.

Папа проводил экскурсию, скакал туда-сюда, как кузнечик:

— Вот тут у нас камелии, тут шелковая акация, кстати, как раз у твоего окошка. А взгляни на индийскую сирень. Фантастика, ты согласна?

Он подбежал к машине, выгрузить вещи.

Я стояла как столб, а папа суетился ужасно. Вытащив чемодан и сумку, удовлетворенно улыбнулся. Я забрала сумку, вцепилась в нее мертвой хваткой.

Жарко было невыносимо. Я боялась, что в этом пекле у меня закипят мозги и тогда вообще перестану соображать.

Мы зашли, и сразу в гостиную. А там — все такое чужое…

Пол из золотистых, в красноту, досок, диван из черной кожи, перед ним коврик. На коврике кофейный столик с мраморной столешницей. Рядом со столиком два больших кресла, у боковой стены еще одно, поменьше. И на всех стенках картины в рамках.

Дома мама любила менять декорации. То наши фотографии повесит, то рисунки Мики, то вырезки из обожаемых своих журналов.

Бросив вещи на пол, папа провел еще одну экскурсию, по гостиной. Я смотрела на его губы, они двигались очень быстро, тоже суетились.

А меня раздирала жгучая обида. Я думала, Мика уже тут, ждет. И Ребекки не было, но это-то меня не трогало. Может, папа успел и от нее избавиться? Только это подумала, дверь отворилась, и вошла мачеха с двумя полными матерчатыми сумками. Сразу же заглянула мне в глаза, проверяла, тоскует ли ребенок по маме. Фигушки, пусть не думает, что я трусиха и рева.

— Ну, здравствуй, Вирджиния Кейт. Надеялась вернуться к твоему приезду, но сегодня судьба ко мне сурова. — Она улыбнулась своей щербатой улыбкой и отчалила с сумками на кухню.

Меня охватила паника, вдруг они устроили нам фокус? Что если Мика едет сейчас домой, в Западную Вирджинию? Может, они решили произвести обмен?

Папа обернулся ко мне:

— Иди помоги Ребекке разобрать продукты, я пока отнесу вещички в твою комнату. А тебе в ту дверь, сразу за столовой.

Ясно. Нарочно гонит меня к ней. Пятью пять — двадцать пять. Пятью шесть — тридцать.

Деваться было некуда, потащилась на кухню. Ребекка подошла, обняла. Я резко вырвалась. Еще и обнимается. Очень нужно!

Она отступила.

— Ладно, проверим, что там у нас с продуктами. Их действительно лучше поскорее выложить.

Я стояла посреди кухни, угрюмо наблюдала.

— Как попутешествовала? Много удалось увидеть?

Язык словно прилип нёбу, а ноги к полу. Мозги от жары окончательно расплавились. И рядом не было Мики, он ехал сейчас в Западную Вирджинию.

Ребекка налила в стакан молока, протянула мне, а уже потом спросила:

— Молочка хочешь?

Молоко я не взяла, и она поставила его на стол.

— Ладно, посмотрим, что там у нас еще.

Она извлекла из сумок остальные пакеты. Потом тщательно эти сумки сложила и отряхнула руки.

— Ну что, лапуля, хочешь взглянуть на свою комнату?

Я пожала плечами, но покорно побрела следом.

Комната была рядом с гостиной. Все розовое и белое. Обшитые кружевцем занавески и покрывало. Девчачьи штучки. Стены тоже розовые, с белым бордюром. Пахло свежей краской, все было новеньким, кроме мебели. Мебель старая, темно-коричневая, как кофе. Наверное, дерево теплое и гладкое на ощупь, подумала я. Кровать деревянная, с высоким изголовьем и скругленными углами. Покрывало розово-белое, две розовые подушки. Рядом с кроватью стояло большое мягкое кресло и столик с лампой. На стенах висели картинки со зверушками. На низеньком комоде еще два небольших светильника с прозрачными стеклянными абажурами, расческа, щетка для волос и шкатулка для драгоценностей. Я задумалась: что бы мне туда положить? Открыла крышку. Из шкатулки выскочила балерина в пышной розовой юбочке и закружилась под тихую музыку. Я щелкнула крышкой, сто лет мне была нужна эта балерина и эта музыка!

— Я не знала, какие ты любишь цвета. Обычно девочки любят розовый. А шкатулку в универмаге «Пенни» заказали. — Ребекка мимоходом коснулась крышки, плечи ее дрогнули и на миг поникли.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
iPhuck 10
iPhuck 10

Порфирий Петрович – литературно-полицейский алгоритм. Он расследует преступления и одновременно пишет об этом детективные романы, зарабатывая средства для Полицейского Управления.Маруха Чо – искусствовед с большими деньгами и баба с яйцами по официальному гендеру. Ее специальность – так называемый «гипс», искусство первой четверти XXI века. Ей нужен помощник для анализа рынка. Им становится взятый в аренду Порфирий.«iPhuck 10» – самый дорогой любовный гаджет на рынке и одновременно самый знаменитый из 244 детективов Порфирия Петровича. Это настоящий шедевр алгоритмической полицейской прозы конца века – энциклопедический роман о будущем любви, искусства и всего остального.#cybersex, #gadgets, #искусственныйИнтеллект, #современноеИскусство, #детектив, #genderStudies, #триллер, #кудаВсеКатится, #содержитНецензурнуюБрань, #makinMovies, #тыПолюбитьЗаставилаСебяЧтобыПлеснутьМнеВДушуЧернымЯдом, #résistanceСодержится ненормативная лексика

Виктор Олегович Пелевин

Современная русская и зарубежная проза