Эти недалекие люди окружали его со всех сторон. Они лежали на полотенцах, когда над дюнами и пляжами балтийского курорта проглядывало солнце, и быстро покидали пляж, когда начинался дождь; гуляли по ухоженным тропинкам парков, пили пиво в буфетах над морем. Они были далеки от мира пронзительной страсти. В категорию достойных сожаления обывателей попал и отец Максима, Борис Олейников, проводивший время на этих пляжах и в этих буфетах со своими приятелями, такими же тридцати-сорокалетними инженерами, застрявшими на многие годы в статусе "молодых специалистов", как и он сам.
Впрочем, эйфория юношеского максимализма продолжалась недолго. В сознании вновь включился отодвинутый было на задний план опыт Алонсо, и тут же возникло понимание того, что соитие женщины с мужчиной отнюдь не является тайной за семью замками от миллионов людей. Об этом свидетельствовало и само появление Максима в мире.
Максим свел возможный спор со своей ренессансной и опытной частью к компромиссу. Да, так называемые взрослые люди когда-то впервые познали чашу святого Грааля, однако с годами они настолько привыкли к ней, что утратили ощущение ценности хранимого в ней нектара и стали относиться к ней не с большим почтением, чем к треугольному картонному пакету с пастеризованным молоком. На это человек из эпохи Возрождения мягко обратил внимание современного юноши на то, что изобретение Луи Пастера, как и другие открытия человеческого интеллекта, представляет собой не меньшее чудо, чем дарованные природой возможности физиологии.
Перед отъездом в Юрмалу у Максима было еще две вспышки головной боли, и открывшиеся при этом новые порции воспоминаний познакомили его с изрядными пластами жизненного опыта Алонсо. Теперь интеграция двух сознаний шла не столь гладко, как раньше. Максим все еще воспринимал себя продолжением Алонсо в мире двадцатого века, но полностью избежать противоречий и столкновения интересов было невозможно. Максим Олейников был шестнадцатилетним пареньком, переживавшим страстный пик гормональной революции пубертата. Алонсо Гарделю было теперь почти сорок, и он уже многие годы жил с любимой женой в Италии, успев испытать такие потрясения, как бегство с родины, плен, возвращение в Европу и потеря дочери. Лобовое столкновение сознаний предотвращалось рассудительной мягкостью Алонсо и тем фактом, что оба они считали себя двумя этапами единой личности, а не отдельными сущностями.
Еще совсем недавно представления Максима о мире женских переживаний были весьма расплывчатыми. Женщины были для него существами с иных планет. Некоторые части их тел он никогда не видел даже на картинках, пока однажды Валера не показал ему номер "Плейбоя". Фотографии поразили Максима, вызвав мучительную смесь оторопи, томления и опаски.
Однако, воссоздав опыт жизни Алонсо, Максим совершенно внезапно сделался обладателем огромного множества зрительных и чувственных воспоминаний о многих актах любви. Еще весной единственное робкое мимолетное прикосновение к сомкнутым губам Аллы потребовало от него всей решимости, на которую он был способен. Тогда Максиму казалось, что он, очертя голову, кидается в неизведанный омут. Однако теперь опыт зрелого мужчины придал ему спокойную уверенность в себе, в то же время отнюдь не погасив в теле ревущего вулкана подростковых страстей.
Алонсо был близок только с тремя женщинами, среди которых две являлись куртизанками. Одна жила в Гранаде, другая - в Саламанке. С первой Алонсо познакомился безусым юнцом, со второй встречался уже молодым человеком. Связь продолжалась около двух лет. Это была образованная куртизанка и талантливая поэтесса по имени Консуэло Онеста. Они делили ложе во время визитов Алонсо в Саламанку и позже, - когда он купил там дом и открыл в городе одну из своих книжных лавок. Они были не только любовниками, но и близкими друзьями. Дружба не исчезла и после того, как Алонсо познакомился с той, что впоследствии стала его женой. Влюбившись в женщину своей мечты, он сразу прервал интимную связь с Консуэло. С женой Алонсо прожил десятилетия, не изменяя ей ни в мыслях, ни в делах.
Три женщины это, конечно, не много, и все же опыт у Алонсо был немалый. В первые полтора месяца своего знакомства с Консуэло, прошедшие под знаком бурной страсти, они сделали друг другу самые ценные дары, на которые каждый из них был способен. Алонсо открыл саламанкской куртизанке тайну о даре орбинавтов; донья Консуэло обучила его всему, что знала о науке соблазнения. Знала она немало, а Алонсо оказался чутким и талантливым учеником.
Алонсо так и не пришлось воспользоваться полученными знаниями: любовь к жене была взаимной и многолетней, никому никого соблазнять не пришлось, а интерес к другим женщина стал просто невозможен. Однако теперь, возродившись в уме Максима, воспоминания Алонсо о полученных знаниях и навыках, помноженные на терзавшую молодого москвича возрастную бурю, буквально взывали к практическому осуществлению.