Над кем не властно время (СИ)

Во второй половине августа солнечные дни полностью прекратились. Почти непрерывно стояла пасмурная погода. Дождь прекращался лишь ненадолго. На пляжах теперь было неинтересно, и Инга с Максимом стали больше времени проводить в Риге. Обычно он ночевал у нее.

Однажды утром, когда Инга бегала по своим многочисленным делам, Максим зашел в комиссионный магазин недалеко от Вокзальной площади, возле столовой, где можно было поесть вкусных пирожков.

С тех пор, как Борис Олейников понял, что его сын стал взрослым человеком, он каждые день-два давал ему денег, беспокоясь о том, чтобы Максим не остался без средств. При этом всячески намекал на то, что понимает, что сын проводит время в женском обществе. Максим деньги брал, понимая, что выбирать не приходится, но мысль о необходимости самостоятельного заработка, который избавил бы его впредь в подобных ситуациях от зависимости от родителей, все чаще стучала в его сознании.

В комиссионке внимание Максима привлекли большие холщовые закарпатские сумки-торбы ручной работы для носки через плечо. Они выглядели удобными и симпатичными. На одной было выткано изображение большой черепахи, распластавшей во все стороны свои лапы.

Алонсо вспомнил, что у него был перстень с печаткой в форме похожей черепахи. Ему подарил его Ибрагим, который, в свою очередь, получил его некогда от собственного отца, а тому этот перстень вручил изготовивший его собственными руками цыган-орбинавт Франсиско Эль-Рей. Впоследствии Алонсо нашел внука Франсиско, чернобородого кузнеца, жившего в таборе на окраине Бургоса. Кузнеца звали Пако, что, собственно, было уменьшительным прозвищем, образованным от того же имени "Франсиско".

Алонсо хотел разузнать, не делился ли дед-орбинавт Франсиско со своими домочадцами секретами управления реальностью, не упомянутыми в расшифрованных на то время частях рукописи "Свет в оазисе", но кузнец заявил, что вообще не понимает, о чем толкует его собеседник, а о своем деде совершенно ничего не ведает.

В день той встречи Алонсо еще не было известно, что орбинавтические опыты омолаживают тело орбинавта, перестраивая его в направлении некоего хранящегося в его душе идеального образа. Лишь позже Алонсо расшифровал соответствующий фрагмент в рукописи, воспользовавшись помощью недавно изданного латинско-испанского словаря великого филолога и лексикографа, его друга, дона Антонио де Небриха.

Сейчас Алонсо-Максиму вдруг пришла в голову очевидная мысль, и ему стало странно от того, что она не посещала его в первой его жизни. Кузнец Пако, с которым он разговаривал в окрестностях Бургоса, вполне мог оказаться не внуком орбинавта Франсиско, а им самим. На тот момент ему должно было быть около девяноста лет, но ведь для молодости орбинавта это не имело никакого значения!

- Вас что-то здесь интересует? - спросил продавец с латышским акцентом, оторвав Максима от размышлений.

Максим кивнул и купил две торбы. Ту, что с черепахой, - для себя. В память о перстне и о встрече с человеком, который мог быть орбинавтом. Инге, с ее стремительностью, образ черепахи совсем не подходил, и для нее Максим выбрал торбу с изображением птицы в полете. До возвращения в Москву оставалось еще несколько дней. Максим хотел вручить Инге подарок в последний день перед отъездом. Поэтому он отправился на электричке в Дзинтари, оставил там обе торбы, пообедал с отцом в застекленной кафешке, после чего вернулся в Ригу.

На следующий день Инга, которой надо было готовить репортаж о работе Рижской киностудии, добилась того, чтобы ей разрешили провести Максима в съемочный павильон на улице Шмерля. Он сопровождал ее в экскурсии, которую после интервью организовали для Инги по цехам и площадкам павильона, с любопытством наблюдал место, где посреди ярко освещенного круга шла съемка, видел, как хлопали нумератором, объявляя кадры и дубли, с интересом рассматривал декорации, оценивал замечания режиссера.

Увиденное настолько впечатлило Максима, что он стал допытываться у приветливой помощницы режиссера, латышки средних лет, в каких вузах Москвы выпускают кинорежиссеров. Та назвала соответствующий факультет ВГИКа, а также упомянула Высшие режиссерские курсы, где обучение длилось всего два года, но куда принимали только с высшим образованием.

Алонсо-Максим крепко задумался, после чего решил по приезде в Москву посоветоваться с тетей Лилей. Про театр, как ему казалось, она знала все, могла оказаться и в курсе кинематографических дел. "А как же математика?", - шепнул внутренний голосок, от которого Максим отмахнулся. Режиссерам тоже не запрещено восторгаться красотой математических построений.

За два дня до отъезда в Москву Максим ночевал в Дзинтари. Следующий день, воскресенье, он и Инга собирались провести вместе. Утром он приехал с большим саквояжем, в котором накануне уложил свои вещи. С отцом он должен был встретиться в понедельник, уже на вокзале. Юрмальский период Максима в 1978 году завершился, но рижский еще продолжался.